Он вжился в роль сочувствующего и всепрощающего дядюшки.
— Куп, в будущем нас ждет много хорошего. Через пару месяцев ты будешь получать крупные авторские отчисления. — Он вел себя так, словно изо всех сил старался помочь мне быть понятым, забыть о прошлых обидах. — Некоторые из этих драгоценностей принадлежали бабушке Бернадетты. Она вывезла их из Германии еще до войны.
Если бы я мог встать с постели и стереть мерзкую ухмылку с его лица, то я бы сделал это.
Сэм гораздо лучше меня понимал одну вещь: ему нужно было лишь надавить на больное место Делии, вскрыть рану, нанесенную ее отцом. Если он разыграл перед ней карту «я единственный человек на свете, которому ты можешь доверять», она должна была восстать против меня. Ее опыт отношений с мужчинами убеждал ее в том, что она не может мне верить, и это много для нее значило. Если не считать того, что стратегия Сэма была для меня такой же болезненной, как физические муки, которые я испытывал, она была просто блестящей.
Я усваивал последствия этой второй истории. Сэм безупречно разыграл партию. Он рассказал репортерам одну историю, в которой он предстал любящим дядюшкой Уорбаксом, и в то же время смог продать миллионы записей. И за закрытыми дверями он рассказал Делии историю номер два. Обе истории сближали ее с ним и отдаляли ее от меня.
Я посмотрел в окно. Какая у меня есть защита? Что я могу сказать? Боль в боку усилилась. Даже если я смогу убедить ее, что Сэм лжет, какое будущее ее ожидает со мной? Наконец у меня в голове прояснилось, и я спросил себя: как будет лучше для нее?
Ответ мне не понравился.
Сэм помог Делии встать и похлопал меня по ноге.
— Бернадетта будет благодарна, если ты вернешь драгоценности. Все прощено и забыто. — Он обвел рукой больничную палату. — Все это за мой счет. Мы пригласили лучших врачей. О деньгах можешь не беспокоиться. — Он потянул Делию за руку: — Пойдем, Ди.
Он даже стал называть ее так, как называл ее только я. Она похлопала его по руке, продолжая удерживать его руку в своих ладонях и глядя на него:
— Можно я проведу минутку наедине с ним?
— Конечно, крошка. Я буду за дверью, если понадоблюсь.
Я знавал разные тяготы, но до сих пор со мной не случалось ничего подобного. Мне хотелось блевать.
Он ушел, а Делия встала в ногах моей кровати. По ее лицу текли слезы, руки были скрещены на груди. Тот самый холодный ветер. Безопасная дистанция. Наконец она покачала головой и прикрыла лицо ладонью, скорее размазав слезы, чем утерев их. Ее лицо говорило о страдании и предательстве. Правда была очевидна: я проиграл.