Поднимаемся на лифте на двенадцатый этаж, выходим и садимся на ступеньки. Тепло, на подоконниках кактусы уже распустились. Самое главное – никого нет. Последний этаж, и всего одна квартира на площадке. Не знаю, кто в ней живет, наверное, какой-нибудь одинокий дедушка. Я из-за кактусов так думаю.
Лева аккуратно разворачивает шоколадку, протягивает мне.
– Как там папа? – спрашиваю.
Я же вижу, что Лева какой-то мрачный. Лучше уж сразу спрошу, чего тянуть?
– Как обычно. – Лева шмыгает замерзшим носом.
Ясно. Отец у Левы сразу после новогодних праздников закодировался, и мама тоже. Левка такой радостный весь месяц ходил. Дома чисто, красиво, чебуреки, тишина! Мы съездили с ним в «Мегу» и купили Марине Максимовне шелковую блузку, на собеседования ходить. Она на работу устраивается.
А теперь «как обычно», значит.
– Лев, им же ампулы с чем-то там вшили. Можно же умереть.
– Да что им сделается! Сколько раз уже вшивали. Ладно. Как у тебя с Верой?
– Прости.
Я обнимаю Леву, мне очень его жалко. И я хочу помочь, правда. Только я не знаю как. Может, с мамой поговорить? Она все-таки в психоневрологическом диспансере работает. Хотя, если они узнают, что Левины родители алкоголики, то… Ничего хорошего, в общем, не будет.
– У Верки, кажется, булимия. Или как это называется?
– В смысле?
– Она по ночам все время ест. За ужином, главное, фифа фифой: это не хочу, то не буду! А ночью идет на кухню и все сметает из холодильника. Я сама видела. Стоит и от колбасы откусывает, как зверь, огромные такие куски, ужас какой-то. Родители не знают, я пока им не говорила.
– И не надо. Это у нее от нервов. – Лева со знанием дела говорит.
– Если от нервов, то лечиться надо. А не по чужим холодильникам шарить.
Злюка я. Но просто мне надоело уже, что Верку вечно все защищают.
У Левы звонит телефон. Рингтонит на весь подъезд.
– Але! А, привет. Слушай, я не могу сейчас…
Так. Кажется, женский голос. Ладно, я не ревнивая.
На самом деле все наоборот. Я его жутко ревную!
Вдруг дверь на площадке открывается, и из нее выглядывает крошечная какая-то старушка. Как куколка. Еще и в парике сиреневом.
Значит, ее кактусы.
– Ой, ребятки! А я думаю, что там за музыка играет? Вы ведь ко мне?
Это даже не вопрос, а утверждение, полное надежды.
Лева отключается и говорит:
– Вообще-то нет. Вы извините, мы сейчас уйдем. Мы только погреться зашли.
– Ой, да что вы! Заходите-ка, заходите, ребятки. – Старушка начинает суетиться. – Нечего в подъезде сидеть, у меня погреетесь!
Мы с Левой переглядываемся. Так неудобно. В смысле к незнакомому человеку в гости идти. А отказать – еще хуже, кажется. Но я-то сразу поняла, зачем она нас зовет. От одиночества, конечно.