– В городе чрезвычайное положение, – закричал ему вслед Николай, – подышите пару дней в окошко!
Молча и быстро господин уходил и вскоре полностью растворился в темноте.
– Мерзкий тип, – сказал Николай, – определенно жулик. Глазки-то как зыркают…
Юрий рассеянно кивнул. Юнкера доехали до угла Литейного проспекта и повернули назад – Юрию эта процедура стоила некоторых усилий. В его обращении с лошадью постоянно проскальзывали ухватки опытного велосипедиста: он далеко разводил поводья, словно в его руках был руль, а когда надо было остановиться, подергивал ногами в стременах, как будто вращая назад педали полугоночного «Данлопа».
Начал моросить отвратительный мелкий дождь, и Николай тоже накинул на фуражку башлык, после чего они с Юрием стали совершенно неотличимы друг от друга.
– А что ты, Юра, думаешь – долго Керенский протянет? – спросил через некоторое время Николай.
– Ничего не думаю, – ответил Юрий, – какая разница. Не один, так другой. Ты лучше скажи, как ты себя во всем этом ощущаешь?
– В каком смысле? – Николай в первый момент решил, что Юрий имеет в виду военную форму.
– Ну вот смотри, – сказал Юрий, указывая на что-то впереди жестом, похожим на движение сеятеля, – где-то война идет, люди гибнут. Свергли императора, все перевернули к чертовой матери. На каждом углу большевики гогочут, семечки жрут. Кухарки с красными бантами, матросня пьяная. Все пришло в движение, словно какую-то плотину прорвало. И вот ты, Николай Муромцев, стоишь в болотных сапогах своего духа в самой середине всей этой мути. Как ты себя понимаешь?
Николай задумался.
– Да я этого как-то не формулировал, – сказал он. – Вроде живу себе просто, и все.
– Но миссия-то у тебя есть?
– Какая там миссия, – ответил Николай и даже немного смутился, – Господь с тобой. Скажешь тоже.
Юрий потянул ремень перекосившегося карабина, и из-за его плеча выполз конец ствола, похожий на голову маленького стального индюка, внимательно слушающего разговор.
– Миссия есть у каждого, – сказал Юрий, – просто не надо понимать это слово торжественно. Вот, например, Карл Двенадцатый – знаешь, был такой шведский король – всю свою жизнь воевал – с нами, еще с кем-то, чеканил всякие медали в свою честь, строил корабли, соблазнял женщин. Охотился, пил. А в это время в какой-то деревне рос, скажем, некий пастушок, у которого самая смелая мечта была – о новых лаптях. Он, конечно, не думал, что у него есть какая-то миссия, – не то что не думал, даже слова такого не знал. Потом попал в солдаты, получил ружье, кое-как научился стрелять. Может быть, даже не стрелять научился, а просто высовывать дуло из окопа и дергать за курок. И вот так однажды высунул он дуло, заткнул уши и дернул курок – а в это время где-то на линии полета пули скакал великолепный Карл Двенадцатый на специальной королевской лошади. И – прямо по тыкве…