Мы зовем их Силли и Брейн – Глупышка и Башковитый. И строим догадки насчет их половой жизни. Вот как мы деградировали в отсутствие телевидения и Фейсбука. Брейна мы доставали вчера всю дорогу до Хартсфилда – хлопали в ладоши и орали песни, когда он отказался включить молодежное радио «Трипл-Джей». И звали его Брейном, а он орал, что он Брайан. БРАЙАН! Мы сделали вид, будто бы притихли, пока кто-то не сказал: «Извини, Брейн».
– Как думаешь, Бен жалеет, что так вышло? Или просто не вспоминает? – спрашиваю я.
– Вспоминает. Тебе просто надо остаться с ним наедине.
На следующий день после ужина Холли подсаживается за столик Бена поболтать. В руках у нее посудное полотенце – знак, что она на дежурстве, и это весь ее вклад в вахту «Камбуз» на сегодня. Я поглядываю на них, стараясь делать это незаметно, и соображаю, годятся ли бумажные салфетки для компоста. Кажется, об этом что-то говорили…
Майкл приносит тарелку и поворачивается следом за мной, выясняя, куда я смотрю.
– Она говорит с ним обо мне, – поясняю я, забирая у него тарелку.
– Никогда не слышал, чтобы она говорила хоть о ком-нибудь, кроме самой себя.
– До цинизма ты еще не дорос.
Вернувшись в корпус, Холли отчитывается: Бену я нравлюсь. Она так и пышет волнением. А мне все равно не верится.
– Что ты ему наговорила, чтобы вытянуть из него такое?
– Просто сказала: он тебе нравится.
– Но ведь это значит, что ты буквально вынудила его на ответные чувства.
– Вынудила – Бена Капальди? Ты серьезно?
– Я тебе вообще-то не разрешала. Я сама еще не знаю, нравится он мне или нет, – я чищу зубы и от возмущения пачкаю пеной пижамную кофту.
– Конечно, нравится, – у Холли довольный вид, но тут она замечает, что на нас обратила внимание Лу, до недавнего времени что-то писавшая на кровати. – Чего уставилась?
– На тебя смотрю.
– Даже не мечтай.
– Ты тоже, – говорит Лу. Вид у нее скучающий, а не испуганный и не смущенный.
– Не обращай внимания, – говорю я ей. – Просто она вот такая.
Холли третирует всех новеньких, для них у нее действует презумпция неприязни. Пусть сначала докажут, что их есть за что любить. Попрыгают через невидимые обручи.
– Да, я заметила, – отзывается Лу. Она невозмутимо опускает голову и продолжает писать.
– Кто что выбрал для сочинения по мифам? – спрашивает Энни.
– Без понятия, – бубнит Холли.
– Икара, – это я.
– Персефону, – это Лу.
– А я собиралась писать про Минотавра, а потом вспомнила динозавра, и не могу решить, которого из них взять, – объявляет Энни и грызет зеленую резиновую вставку карандаша.
На минуту становится очень тихо: мы не верим своим ушам. Холли подводит итог ухмылочкой.