В результате родилось движение, известное как Контрреформация. Католическая вера — чистая, неиспорченная, простая, но сильная — намеревалась сопротивляться. Лучшие мужчины и женщины были готовы к битве. И где же Церковь могла найти рекрутов для этой великой цели? Конечно же там, где обучались лучшие молодые люди. В семинариях и церковных школах.
Лоуренс любил Саламанку. Он жил в Ирландском колледже и посещал университет, где был интересный и разнообразный курс обучения.
А в начале третьего года его пригласил к себе проректор и спокойно поинтересовался, чувствует ли Лоуренс в себе призыв к религиозной жизни.
— Мы с вашими преподавателями сошлись на том, что вам следует продолжать учебу и серьезно заняться богословием. Вообще-то, мы думаем, что у вас есть все необходимые качества для того, чтобы стать иезуитом.
Вступить в орден иезуитов — это была воистину великая честь. Члены этого ордена, основанного всего семьдесят лет назад Игнатием Лойолой, сразу стали элитой Церкви. Учителя, миссионеры, руководители… Их задача состояла не в том, чтобы удаляться от мира, а наоборот, взаимодействовать с ним. И если Контрреформация собирала армию солдат Христовых, то иезуиты были ее авангардом. Для этого требовалось все: ум, сильный характер, мирские умения. И Лоуренсу казалось, что с тех самых пор, как его семья впервые обрела силу веры в Ирландии четыре столетия назад, все готовило его к этой роли.
— Возможно, — сказал ему проректор, — наше предназначение — разжечь в Ирландии еще более яркое и чистое пламя, чем то, что горело там всегда.
И Лоуренса более чем удивило то, что отец не обрадовался этой новости.
— Я надеялся, у тебя будут сыновья, — пожаловался он.
И хотя Лоуренс вполне его понял, тем не менее такой подход показался ему недостойным.
— Ты все такой же милый, — грустно заметил как-то его отец, — но я чувствую, между нами что-то встало.
— Не знаю, о чем ты, — с искренним удивлением ответил Лоуренс.
— Эти вспышки в твоих глазах. Ты больше не один из нас. Ты мог бы быть французом или испанцем.
— Мы все принадлежим к Вселенской церкви, — напомнил ему Лоуренс.
— Да, знаю… — Мартин Уолш невесело улыбнулся. — Но отцу трудно быть судимым собственным сыном.
Отчасти такая жалоба была справедливой. Этого Лоуренс отрицать не мог. Но подобная проблема возникла не только в его семье. Лоуренс знал и других молодых людей, которые, вернувшись из семинарий, обнаруживали, что в беззаботной вере их родных недостает серьезности и точности. Он понимал своего отца и сочувствовал ему, но изменить ничего не мог.