– Я ненавижу его, – ответила она, наконец. – Так всегда было и всегда будет.
– «Любовь живет надеждой», – продекламировал Диоген монотонным голосом, – «и погибает, когда надежда умирает»[198].
Пендергаст проигнорировал это высказывание, его взгляд все еще был обращен к Констанс.
– Тогда, возможно, ты смогла бы объяснить, почему ты по собственной воле покинула с ним особняк на Риверсайд-Драйв, оглушив лейтенанта д'Агосту?
Констанс глубоко вздохнула. Ее голова наконец-то очистилась от боя, и она почувствовала, как удивительные силы, дарованные эликсиром, возвращаются к ней. Спокойным, ровным голосом она рассказала ему о своей скорби в связи с его смертью. О том, как ее соблазнило признание в любви Диогена и открытие, что действие снадобья разработанного Ленгом стало ослабевать. Затем последовал рассказ и о ее собственном тайном плане мести: как она ненавидела Диогена и поняла, что его появление дало ей возможность сотворить месть страшнее смерти.
– Ты должен верить мне, Алоизий, – заключила она. – Я объясню все подробно в более подходящее время, – она указала на Диогена, который продолжал просто стоять и слушать. – Но пока ты можешь сам видеть результат. Взгляни на него: он сломлен. Моя месть свершилась.
Пендергаст молча выслушал все сказанное ею и опустил пистолет.
– Значит, ты лгала ему? С самого начала?
– Да.
– И ты его не любишь? – снова повторил Пендергаст, словно был не в силах осознать сказанное.
– Нет. Нет!
– Отрадно слышать.
И он снова навел пистолет на голову Диогена.
– Остановись! – воскликнула Констанс.
Пендергаст взглянул на нее. Тем временем Диоген шагнул вперед, схватил ствол пистолета и приставил его к своему собственному виску:
– Давай же, frater. Сделай это.
– Не убивай его, – просила она.
– Почему нет?
– Гораздо лучше даровать ему жизнь, заставить его жить со своим одиночеством, со своими воспоминаниями и… – она замялась, – я кое-что узнала о нем.
– И что же это? – голос Пендергаста прозвучал прохладно и резко.
Констанс окинула взглядом Диогена, который все еще стоял на месте, слегка покачиваясь в лунном свете, ствол пистолета все еще упирался в его голову.
– Я не хотела, чтобы он слышал, как я это говорю, но теперь это не имеет значения. Не его вина, что он стал таким. Ты, как никто другой, знаешь это. И в нем есть небольшие зачатки добра – я сама это видела. Я считаю, что он действительно хотел измениться, начать новую жизнь. Чего именно он хочет сейчас, я не могу сказать. Моя жажда мести полностью удовлетворена, когда я вижу его в подобном состоянии. Если ты сохранишь ему жизнь, возможно, –