Она и понятия не имела какое.
– Нормально, – выдавила я. – Я хочу сказать, она нравится мне больше остальных! В смысле, без обид, но…
– Да ну, брось, дорогая. Без обид. Я просто пытаюсь сделать, как они хотят, хотя и не уверена, насколько сильно они этого хотят.
– А можно сделать как-нибудь… проще, что ли? То есть зачем из волос делать такое… ну, понимаешь…
– Это филм про космос, моя дорогая, мы не можем позволить тебе скакать по съемочной площадке с каким-нибудь – как это называется? – хвостиком (и тут она дернула меня за мой хвостик!) и с челочкой, правда?
Я промолчала. Мне показалось, что оставить обычный хвостик после всех этих косичек и шиньонов не то что хорошо, но хотя бы приемлемо.
– Правда! Так что давай соберем все свои силы и устроим настоящее маленькое шоу, ладно?
– Ладно, – бросила я. – Пойдем туда и выбьем из них… – Пэт посмотрела на меня и широко улыбнулась. – Чтоб меня два раза, и еще яблочного пюре, будьте добры.
И мы отправились на площадку: Пэт выглядела невозмутимо и решительно со своими серебристыми волосами и ясными голубыми глазами, а мне не хватало только платья альпийской крестьянки, башмаков и козы, чтобы сыграть в «Звуках музыки». Мы подошли к группе бродячих менестрелей… шучу, конечно. Лучше бы это были бродячие менестрели или бродячие кто угодно, лишь бы не эти трое: первый ассистент режиссера Дэвид Томблин, продюсер Гэри Куртц, который, похоже, улыбался где-то внутри своей модной бороды, и Джордж.
– Хорошо, – все, что сказал Джордж.
Дэйв Томблин озвучил мнение всей группы, когда повторил то же самое, что говорил про каждую из шести прошлых катастроф у меня на голове:
– Думаю, эта довольно…
– Выигрышная! – закончил за него Гэри.
– Что ты сама думаешь? – спросил меня Джордж.
А теперь напомню, что я не похудела на пять килограммов и была уверена, что в любую минуту они это заметят и уволят меня еще до начала съемок.
Поэтому я ответила:
– Мне нравится!
Кроме того, я была просто в восторге от косметического новшества, за которое мне стыдно даже сегодня, – блеска для губ. На мне было так много блеска для губ, что, если попробовать меня поцеловать, можно было соскользнуть и упасть, разбив себе челюсть. Я так и не поняла, что он там увеличивает. Должно быть, количество слюны, которое остается на губах, когда их облизываешь? Даже если бы я хоть насколько-нибудь соблазнительно облизывала губы, это все равно не компенсировало бы тот блестящий жирный шлепок у меня на губах. Ни один язык не может оставить столько слюны, а если и есть такой, то это язык буйвола или моего пса Гэри, у которого язык размером с пару городских кварталов, который позволяет ему иногда лизать себе глаза. Но даже если бы Гэри оставил на моих губах, или губах другой несчастной девушки, всю слюну со своего длиннющего языка, я бы все равно не выглядела так нелепо. У меня были бы просто влажные губы.