Однако это еще не все. Можно было подумать, мне было мало прочитанного! Он добавляет еще кое-то, что превращает мое изумление в настоящую ярость: Генрих пишет, что Екатерина с ним согласна. С очевидностью, в его позиции немалую роль сыграла позиция Екатерины, и она решает, что если я решила взбунтоваться против воли Господней и жить в грехе и ничтожности, то я не могу больше считать себя ее сестрой. Я не должна приезжать в Лондон, мне нельзя разводиться с Арчибальдом, и я не имею права быть счастливой. Так решила Екатерина, значит, все будет именно так: она не станет приглашать меня в Англию, потому что разведенная женщина не может быть ее гостьей, она не позволит бросить тень на свой двор, и прелюбодейка не имеет права приближаться к ней. «Потому что вы еще плотские». – Генрих цитирует мне слова Павла, как будто я и так не знала наизусть слова старого женоненавистника: «Ибо если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы?»[12] Я так потрясена тоном Генриха, его посылом, его внезапным превращением из младшего брата в проповедника, из короля в папу римского, что я несколько раз перечитываю это письмо, потом молча спускаюсь по ступеням. Одна из моих фрейлин сидит на подоконнике в самом низу лестницы. Она вскрикивает, увидев мое бледное лицо и заплаканные глаза, но я успокаиваю ее взмахом руки.
– Я должна об этом помолиться, – тихо говорю я.
– Вас ожидает монах из Лондона, – предупреждает она меня. – Его прислала королева Англии вам в помощь. Он дожидается аудиенции.
Опять? Я с трудом в это верю. Второй раз Екатерина присылает ко мне исповедника, чтобы наставить меня на путь истинный. Первый раз она это сделала после смерти Якова, уже после того, как сама приказала его убить. Выходит, что она понимает, какой сокрушительной силы удар она мне сейчас нанесла, и прислала священника, чтобы смягчить мое падение.
– Кто это?
– Отец Бонавентура.
– Попроси его подождать в часовне, – говорю я. – Я присоединюсь к нему в самом скором времени.
Я не просто зла на отказ Генриха в разрешении мне приехать в Англию, не просто раздосадована его нежеланием понять, в какой ситуации я оказалась, не просто расстроена оттого, что ему не хватает ума разобраться в том, какая опасность грозит мне, моему сыну и всему моему королевству, я в полном отчаянии, потому что Екатерина, в своем безопасном окружении и в кругу семьи, вступает с ним в сговор и решает, что в этот момент им важна не я, их сестра, а воля Всевышнего. Они вовлекают Бога и его святые законы в мои такие земные проблемы, и Екатерина пишет мне не как сестра, готовая предложить помощь женщине, такой же, как и она сама, прилюдно униженной, уничтоженной пренебрежением, пытающейся не опускать голову, когда все смеются за ее спиной. Вот что означает это их совместное письмо и то, что они прислали мне не друга в помощь и поддержку, а монаха, чтобы убедить меня вернуться к мужу и сообщить, что я не могу приехать к ним.