Три сестры, три королевы (Грегори) - страница 332

– Он был и моим врагом, – твердо говорю я. – Нашим родственником и врагом. Хвала небесам, он нас больше не побеспокоит.

– Аминь, – соглашается архидьякон с таким видом, что, кроме него, никто не смеет поминать имя Господне. – Поэтому вы понимаете, а принцесса вашего ума не может этого не понимать, что вы остались без могущественных друзей и союзников. Теперь у вас есть только Англия, потому что Франция уничтожена и будет оставаться в таком состоянии не одно поколение. Их король захвачен, его правление прервано. Хоть он и был вашим союзником, сейчас он – пленник империи Габсбургов, а королевство вашего брата спасено от его нападения. А ваш друг герцог Олбани унижен и разбит наголову.

– Я рада любому событию, что идет на пользу безопасности Англии. – Я отвечаю наугад, почти не понимая, что говорю. Если Франция захвачена, а герцог лишился влияния, то он не может ходатайствовать обо мне в Ватикане и ничем не поможет мне в Шотландии. Архидьякон прав: я потеряла друзей и союзников. Теперь я оказалась в зависимости от Генриха и никогда не освобожусь от Арчибальда.

– Это такой удар для вас, – говорит архидьякон с неубедительным состраданием. – Это конец Франции как силы, и все лорды, получавшие деньги из французской казны, скоро это почувствуют. – Тут он замолкает, знает, что и я получала деньги из Франции. Он прекрасно понимает, что я завишу от французской казны, которая выплачивает содержание мне и моим охранникам, и половине лордов за их поддержку.

– Я рада за брата, – ровно говорю я. – И очень рада за Англию.

– И за вашу невестку, испанскую инфанту, чей племянник сейчас правит всей Европой, – подсказывает архидьякон.

– И за нее тоже, – сквозь зубы выдавливаю я.

– Они прислали вам письма. – И он протягивает мне сверток, тяжелый от королевских печатей.

Я киваю одной из фрейлин.

– Скажи музыкантам, чтобы начинали играть. Я пойду к себе, читать новости из Англии.

– Надеюсь, это добрые вести, – говорит она.

Я киваю с уверенностью, которой не ощущаю, и позволяю стражникам закрыть за мной двери, направляясь к огромному креслу и столу, поставленным на помосте, лицом к пустой комнате. Я сажусь и вскрываю печати.

Никогда прежде я не читала подобных писем. Я знала, что Генрих всегда был вспыльчив и несдержан, но с подобным я столкнулась впервые. Да, он мог быть рассержен, но я в жизни не видела такого. Он пишет как человек, который не терпит неповиновения, который готов убить любого, кто посмеет ему возразить. Это похоже на яростное безумие, не меньше. Он говорит, что знает, что мои отношения с герцогом Олбани были более чем близкими, но что теперь я должна знать, что Олбани уничтожен, полностью и бесповоротно. Что в его распоряжение попало мое письмо, которое показывает, что в то время, как я создавала видимость публичного примирения с мужем, я втайне от всех умоляла Олбани ускорить принятие решения о моем разводе. Что он с ужасом и отвращением читал о моей готовности пойти «решительно на все» ради обретения свободы и прекрасно понимает, что именно я имела в виду: что я вверяла ему себя для покрытия позором своего имени и имени своей семьи. Что он знает, что я куплена французами и что умоляла герцога использовать свое влияния для моего освобождения. Он называет меня лживой притворщицей и говорит, что не должен был слушать свою жену, которая клялась, что я – достойная женщина и мне можно доверять. Он говорит, что его жена не знает ничего в этой жизни и что я доказала, она лжет и не умеет видеть истинную природу людей, и что он больше никогда не будет понапрасну тратить время на выслушивание ее советов, и что в этом виновата только я. Он называет меня лгуньей, а ее – дурой. Теперь племянник Екатерины правит всей Европой, а Франция как независимое королевство исчезла так же быстро, как и появилась. Он заявляет, что принцесса Мария никогда не выйдет замуж за моего сына Якова, а тут же объявит о помолвке с императором и станет величайшей из императриц, которую знал мир. А еще, как только он будет готов, то лично поведет свою армию и захватит Шотландию, чтобы Яков навсегда забыл о своих притязаниях на корону, а Шотландия вернулась под английское правление, где всегда была и где ей самое место. И пусть Яков забудет о своих правах на наследие английской короны, потому что у Генриха самого есть сын, умный и здоровый, Тюдор по крови, который займет трон как Генрих IX, а мне не стоит мечтать даже о том, что Яков увидит Вестминстерское аббатство изнутри. Лондон он тоже не увидит, разве только для засвидетельствования своего почтения, и больше ни в какой роли. Да и я сама могу забыть о Лондоне тоже. Генрих говорит, что предупреждал меня об этом и что Екатерина, глупая женщина, тоже предостерегала меня. Неверность моему мужу будет стоить мне немилости, а неверность Англии – будет наказана. Меня предупреждали о том, какая участь меня ждет, и теперь я себя погубила.