– Но Генри не станет пытаться управлять тобой! – восклицаю я. – Он же всегда был таким хорошим другом для тебя. И он такой очаровательный. Мне он очень нравится, с ним приятно проводить время.
– Вот именно по этим причинам я не хочу, чтобы он появлялся здесь, – жестко говорит Яков.
– Он тебе не приемный отец, потому что он никогда не станет моим мужем.
– А это только все еще больше усложняет. Я-то думал, ты это понимаешь.
– Сын, ты ошибаешься. – Я начинаю всерьез сердиться.
– Нет, леди мама, я прав.
– Я не позволю собой командовать, никому, даже тебе, сын! Я – принцесса Тюдор!
– Это имя становится символом скандала, – парирует Яков. – Любовные приключения твоего брата известны всему миру, да и твое имя тоже запятнано. Я не дам повода к тому, чтобы твое имя поминали в каждой таверне!
– Да как ты смеешь! Всем известно, что ты и твоя компания играет в азартные игры и предается похоти с сомнительными женщинами, напиваясь до бесчувствия! И ты смеешь меня упрекать? Я не сделала ничего дурного, кроме того, что вышла замуж и была предана. И теперь я хочу выйти замуж снова. Что в этом может быть дурного?
Он не отвечает, а только спокойно смотрит на меня, не отводя взгляда, как сделал бы его отец.
Я разворачиваюсь и без прощального поклона вылетаю из комнаты.
Замок Стерлинг,
Шотландия, лето 1527
Я еду в Стерлинг, и тут же кто-то говорит Генриху, что меня изгнали из собственного двора и что я живу в грехе с любовником. Кто-то сказал ему, что мой сын пытался меня вразумить и наставить на путь истинный, и когда я отказалась повиноваться, – отослал меня прочь. Генрих шлет мне исполненное гнева письмо, в котором угрожает мне вечным проклятьем, если я не откажусь от греха прелюбодеяния. Якову он тоже пишет и велит ему менять свой образ жизни. Он должен перестать пить, ходить в публичные дома и посвятить себя добрым делам и спортивным играм. Я потрясена этим жестким морализаторством и нахожусь в недоумении до тех пор, пока не получаю записку от Марии:
«Мадмуазель Анна не желает отдаваться королю. Они так много говорят о ее добродетели и о том, какие серьезные испытания она проходит. Я ни разу еще не видела такого утонченного соблазнения: мы должны восторгаться ее непорочностью, в то время как вырезы на ее платьях низки до неприличия, а арселе надет на самую макушку. И уж мы точно стали все истово непорочными, танцуя, как шлюхи в таверне. Королева больна, я вообще не представляю себе, как она выдерживает ужины, когда все самые вкусные блюда уходят к молодым женщинам, которые облизывают свои ложки.