Я пишу Арчибальду здравые и призывающие к миру письма. Я говорю, что счастлива, что наша дочь находится в безопасности под его защитой, но напоминаю о ее праве рождения. Она сохранила свое доброе имя и статус законнорожденной. Я ожидаю, что она будет навещать меня, когда я буду ее об этом просить, и намерена делать это тогда, когда мне того захочется.
Я получаю ответ от Якова. Мой сын даже не считает нужным отвечать на мою мольбу о помиловании Генри Стюарта, не включая в письмо ничего личного, потому что все его письма прочитываются советниками Арчибальда. Однако это письмо содержит в себе объявление о том, что Яков созывает собрание совета, чтобы обсудить беззакония, творящиеся в приграничных землях. Я не понимаю, почему Яков решил внезапно обратить внимание на печальное состояние дел в тех заброшенных местах и зачем он ставит об этом в известность меня, когда я прошу его отпустить моего мужа.
Однажды вечером, когда я пишу очередную порцию обращений, я слышу крик одного из стражников и внезапный бой колокола. Он бьет трижды, что означает, что к воротам приближаются три всадника, а не вооруженная армия. Я тут же молюсь о том, чтобы это оказался Генри Стюарт, возвращающийся домой, бросаю перо, набрасываю плащ и спускаюсь во внутренний двор. Двери в основной двор открыты, и пока я иду вперед, перед моими глазами распахиваются основные ворота без приказа начальника стражи, и все это сопровождается приветственными криками солдат.
Это удивительно. Они не стали бы так приветствовать Генри Стюарта, а кто еще мог приехать после наступления комендантского часа, я не представляю. Я тороплюсь пройти через двор, чтобы посмотреть, что за ночные гости к нам пожаловали, перед которыми наши ворота распахнулись настежь под приветственные крики охраны, и наталкиваюсь на огромного боевого коня и сияющую над ним улыбку моего сына.
– Яков, – только успеваю пролепетать я, и он натягивает поводья, спешивается и передает поводья конюху.
Он одет как простой бедняк, в коричневый шерстяной плащ и тартан коричневого и серого цветов на плече. Он опоясан широким кожаным ремнем с дешевыми ножнами, спускающимися на бедро, и огромным ножом в них. Однако на нем его дорогие сапоги для верховой езды, и он безошибочно сияет триумфом в улыбке.
– Я сбежал! – восклицает он, хватает меня в объятия и звонко целует в обе щеки. Затем он берет меня за талию и танцует со мной по двору. Его конь фыркает и подает в сторону от нас, когда мы все начинаем радостно кричать. – Я сбежал! Наконец-то. Я это сделал! Я сбежал.