– Но они этого не сделали, – замечает Яков. – Потому что она – просто женщина, и даже будучи королевой, она не обладала никакой властью.
– Так вот что защищает женщину? Власть? А как же правила чести и доблести? Как же закон?
– Правила чести и закон – это то, что могущественные дают беспомощным, если они того пожелают, – отвечает мне сын, король, все детство проведший чьим-то пленником. – Ни один человек, обладающий здравым смыслом, не станет полагаться на правила чести. Ты этого не делала.
– Это потому, что мой муж был моим врагом.
– Так же, как и муж Екатерины.
Слова Якова заставляют меня задуматься о моей дочери, о принцессе Марии и о ее матери Екатерине, моей сопернице, моей сестре и моей второй половине. Если Генрих назовет свою дочь незаконнорожденной, то тем самым он принесет в жертву своего единственного законного ребенка ради обещаний, нашептанных ему Болейн. Тогда у него совсем не останется законных наследников. Я думаю о том, как Екатерина грозила мне адскими муками, если я позволю своему ребенку быть признанным незаконнорожденным, и понимаю, что мы с ней рука об руку идем навстречу опасности. Если Генрих оставит Екатерину и отречется от своей дочери, то его наследником станет мой сын, который может стать величайшим из королей, первым Тюдором – Стюартом, который будет править объединенными королевствами, от самой западной части Ирландии до самой северной точки Шотландии. Каким королем тогда может стать мой сын!
Разумеется, мне сложно сдержать честолюбивые помыслы, и разумеется, я молюсь о том, чтобы эта Болейн никогда не смогла родить Генриху законного наследника.
Когда мне приносят письмо от моей сестры Марии, я уже не жду добрых новостей. Я даже не понимаю, чего именно я жду от этого письма.
«Должно быть, ты уже слышала о том, что кардинал Уолси умер под стражей. Вот тебе пример того, как далеко эта женщина готова зайти в борьбе против приближенного Генриха, некогда его фаворита. Теперь ты видишь, какой властью она обладает. Может ли кто-либо из нас считать себя защищенным?
Она поставила пьесу, это было самое страшное из того, что я видела при дворе. И мне не важно, что говорят другие. Этот ее печально известный брат и его друзья зачернили лица, чтобы выглядеть как арабы, и устроили дикий, неприличный танец. Еще один актер был одет как кардинал, бедный Томас Уолси. А называлась пьеса «Черти тащат кардинала в ад» и была придумана и поставлена ее братом и отцом специально для развлечения французского посла. Хвала небесам, что они не показывали ее мне или нашему брату! Генрих страдает от утраты старого друга, кардинала, и я думаю, что он еще потерял единственного человека во всем королевстве, который не боялся говорить ему правду. В самом деле, никому еще не удавалось управляться с делами королевства так, как ему. Никто не сможет его заменить.