– Добро пожаловать в Англию, – говорю я по-французски.
– Я рада приветствовать свою сестру, – отвечает она по-английски.
Мать решает проявить доброту и расположение к своей первой невестке. Они начинают говорить на латыни, а поскольку я не понимаю их беседы, то просто сижу рядом и рассматриваю золотые ленты на туфлях инфанты.
Мать велит начинать играть музыку, и мы с Гарри запеваем английскую песню. Наши голоса звучат очень мелодично, и придворные подхватывают припев. Песня такая длинная, что постепенно начинают раздаваться смешки и придворные сбиваются с ритма. Екатерина не смеется. Она вообще выглядит так, словно никогда не дурачится и не веселится, как Гарри и я. Она сдержанная и официальная, что понятно, раз уж она родом из Испании. Я обращаю внимание на то, как она сидит: неподвижно, сложив руки на коленях, словно позирует для портрета, и мне приходит в голову, что такое поведение весьма подобает королеве. Кажется, мне стоит научиться сидеть так же.
Няньки приводят Марию, чтобы она тоже могла поклониться будущей родственнице, и Екатерина делает нечто немыслимое и возмутительно смешное: она опускается перед малышкой на колени, чтобы их лица оказались на одном уровне и она смогла расслышать тихий детский голосок.
Разумеется, Мария не понимает ни слова ни по-испански, ни на латыни. Но она просто обвивает шею Екатерины руками, целует ее и называет сестричкой.
– Это я твоя сестра, – поправляю я ее, дергая ее пухлую ручонку. – А эта леди – твоя невестка. Ты можешь сказать «невестка»?
Конечно, не может. Она пытается произнести незнакомое слово, и все вокруг начинают смеяться и говорить, что она очаровательна. Тогда я говорю, обращаясь к матери:
– Не пора ли Марии спать?
И все тут же понимают, как уже поздно, и мы все отправляемся провожать Екатерину в ее комнаты, словно она – коронованная особа, а не младшая дочь королей Испании, которой повезло выйти замуж на Тюдора и стать членом нашей знатной семьи.
Она целует всех с пожеланиями спокойной ночи, и когда касается своей теплой щекой меня, шепчет: «Доброй ночи, сестра», – с этим своим отвратительным акцентом и невыносимой снисходительностью. Отстранившись, она замечает мое недовольное лицо и вдруг рассыпается тихим смехом.
– Ого! – восклицает она и касается моей щеки, словно похлопывая ее, будто бы мое недовольство ее вовсе не побеспокоило. Передо мной стояла прирожденная принцесса, особа королевской крови, как и моя мать. Эта девочка станет королевой Англии, и я не решаюсь противиться ее прикосновению. Я понимаю, что она одновременно и нравится, и не нравится мне.