Давыдов сощурился так, что глаза его еле просвечивали из узеньких щелок. Подрагивающим от смеха голосом он тихо спросил:
– Выгнал?
– Окончательно! Сей же час! Удалился и спасибо за хлеб-соль не сказал, ответственный сукин сын.
– Ну и молодец же ты, Сидорович!
– Молодецкого тут мало, но и терпеть такого постояльца мне было обидно.
После перекура Давыдов снова принялся за осмотр инвентаря и закончил только после полудня. Прощаясь с Шалым, он прочувствованно поблагодарил его за добросовестную работу, поинтересовался:
– Сколько трудодней тебе начислили за ремонт?
Старый кузнец нахмурился и отвернулся.
– Яков Лукич начислит, держи карман шире…
– А при чем тут Яков Лукич?
– При том, что он учетчику свои законы устанавливает. Как он скажет, так учетчик и напишет.
– Но все же сколько?
– Почти ничего, парень, с гулькин нос.
– То есть как же это так? Почему?
Обычно добродушный кузнец на этот раз посмотрел так зло, словно перед ним стоял не Давыдов, а сам Яков Лукич.
– Да потому, что они мою работу никак не хотят учитывать. День провел я в кузнице – пишут один трудодень. А там работал я или цигарки крутил – им все равно! Я, может, за день на ремонте пять трудодней выработал – все равно пишут один. Хучь пополам переломись возле ковадла, а больше одного трудодня не заработаешь. Так что от твоей оплаты, парень, не дюже разжиреешь, живой будешь, а жениться не захочешь!
– Это не моя оплата! – резко сказал Давыдов. – Это не колхозная оплата! Почему же ты раньше мне ничего не сказал про такое безобразие?
Шалый помялся и ответил с явной неохотой:
– Как тебе сказать, парень, вроде как постеснялся. Вроде как посовестился, что ли. Думал я окончательно пожаловаться тебе, а потом думаю, что ты скажешь: «Вот, мол, какой ненаеда, все ему мало…» Потому и смолчал. А вот теперь и говорю, и скажу ишо больше: по ихней милости они такой труд учитывают, какой на виду, ну, скажем, ремонт плугов, пропашников, словом, инвентаря видимого, а что касаемо мелочей, скажем, ковка лошадей, или подковы делаешь, или цепки, пробои на амбары, петли разные и протчую мелочь – они ее никак не учитывают и слушать про нее не хотят. А это, я считаю, неправильно, потому что на такие подобные мелочá много времени расходуешь.
– Опять ты – «они», а кто это «они»? Учетчик один ведет учет и за это отвечает перед правлением, – с досадой проговорил Давыдов.
– Учетчик ведет, а Лукич поправляет. Ты мне толкуешь, как оно должно быть, а я тебе – как оно есть на самом деле.
– Очень плохо, если так оно есть на самом деле.
– Ну, уж это не моя вина, парень, а твоя.