– Прими наши бумаги, товарищ Давыдов. – Дубцов развернул газету, подал Давыдову несколько листков из школьной тетради, исписанных неровными крупными буквами.
– Кто писал заявления? – звонко спросил Давыдов.
– Бесхлебнов младший, я и Кондрат Майданников.
Принимая заявления, Давыдов со сдержанным волнением сказал:
– Это очень трогательный факт и большое событие для вас, товарищ Дубцов с товарищами Майданниковым и Бесхлебновым, и для нас, членов гремяченской партячейки. Сегодня ваши заявления я передам Нагульнову, а сейчас поезжай в бригаду и предупреди товарищей, что в воскресенье вечером будем разбирать их заявления на открытом партсобрании. Начнем в шесть часов вечера, в школе. Никаких фактических опозданий не должно быть, являйтесь вовремя. Впрочем, ты же за этим и понаблюдаешь. С обеда запрягайте лошадей, которые получше, и в хутор. Да, вот еще что. Кроме арб, какая-нибудь ехалка есть у вас на стану?
– Имеется бричка.
– Ну вот на ней и милости просим в хутор. – Давыдов еще раз как-то по-детски просветленно улыбнулся. Но тут же подмигнул Дубцову: – Чтобы на собрание явились приодетые, как женихи! Такое, браток, в жизни один раз бывает. Это, брат, такое событие… Это, милый мой, как молодость: раз в жизни…
Ему, очевидно, не хватало слов, и он замолчал, явно взволнованный, а потом вдруг встревоженно спросил:
– А бричка-то приличная с виду?
– Приличная, на четырех колесах. Но на ней навоз возить можно, а людям ездить днем нельзя, совестно, только – ночью, в потемках. Вся-то она ободранная, ошарпанная, по годам, я думаю, мне ровесница, а Кондрат говорит, что ее ишо у Наполеона под Москвой наши хуторные казаки отбили…
– Не годится! – решительно заявил Давыдов. – Пришлю за вами дедушку Щукаря на рессорных дрожках. Говорю же, что такое событие один раз в жизни бывает.
Ему хотелось как можно торжественнее отметить вступление в партию людей, которых он любил, в которых верил, и он задумался: что бы еще предпринять такое, что могло бы украсить этот знаменательный день?
– Школу надо к воскресенью обмазать и побелить, чтобы выглядела как новенькая, – наконец сказал он, рассеянно глядя на Островнова. – Подмести около нее и присыпать песком площадку и школьный двор. Слышишь, Лукич? И внутри полы и парты надраить, потолки помыть, комнаты проветрить, словом – навести полный порядок!
– А ежели народу будет так много, что и в школу не влезут все, тогда как? – спросил Яков Лукич.
– Клуб бы соорудить – вот это дело! – задумавшись, вместо ответа мечтательно и тихо сказал Давыдов. Но сейчас же вернулся к действительности: – Детей, подростков на собрание не допускать, тогда все поместятся. А школу все равно надо привести в этакий… ну, сказать, праздничный, что ли, вид!