— У меня ещё есть целых три минуты в запасе, — немедля ответил кузен, присоединяясь к ней, и начал набирать в тарелку овощи. А прошёл он мимо меня так, будто я была обычной табуреткой у стола.
Я положила себе пару кусочков мяса, затем свежеиспечённого хлеба, в то время как бабушка и Мэтт предпочли гороховый суп. Бабушка села во главе стола, кузен по правую её руку, поэтому мне пришлось сесть напротив кузена. К счастью, я сидела спиной к этому ужасному трупу оленя.
— Мы всегда молимся перед приёмом пищи, — сказала бабушка, как только я присела.
Она положила свои сложенные руки на край стола, и я последовала её примеру. Мэтт пялился на свою тарелку.
— Дорогой Бог, — начала бабушка, — прости наши сегодняшние проступки, хотя мы не врали нашими губами и сердцами, дай нам свою правду и подари нам прощение вместо заслуженного наказания. Аминь.
Это была самая мрачная молитва перед едой, которую я когда-либо слышала.
— Может нам стоит его ещё и поблагодарить, — предложила я, — раз мы молимся перед тем, как поесть.
Мэтт вытаращился на меня после этих слов.
— Можешь молиться, как хочешь сама, — ответила бабушка и передала мне ветчину. — Меня радует, что родители не вырастили тебя безбожницей, несмотря на то, что почти все их идеи лишены смысла.
— Это точно! — произнесла я как можно радостнее.
Она не сможет так просто нас унижать. Взяла себе ещё мяса, зелёного горошка и очень твёрдый сухарь, а вот суп прошёл мимо меня. А то, что было ветчиной, оказалось настолько солёным, что я еле смогла это проглотить. По вкусу походило на ненатуральный бекон, который по кусочкам склеили, а потом тонко нарезали.
— Как называется это мясо? — спросила я.
— Ветчина «Smithfield», — сказала бабушка. — Это традиция.
Я сделала большой глоток воды, взяла ещё один кусок и постаралась перекрыть этот вкус сухариком.
— Это очень старый хлеб, — сказала бабушка.
— Ещё одна традиция.
Еда, которую подают в самолётах обычно, сейчас казалась мне роскошной. Я попробовала горох и сразу начала его усилено поедать.
— Попробуй своё тушёное мясо, — приказала бабушка.
Я подвинула горшочек поближе и достала оттуда кусочки чего-то серо-белого.
— Они не сырые, — сказал Мэтт, — ведь они готовились вместе с мясом.
— Что не сырое? — спросила я, опуская ложку.
— Устрицы.
Я сглотнула. Это было самое слизкое из всех морепродуктов, что я пробовала, ещё и плавающее в сметанном соусе.
— Можно мне ещё горошка?
— Ты же не вегетарианка? — спросила бабушка. — Если да, то я отказываюсь тебя кормить.
— Я пробую всего понемногу, бабушка, — спокойно ответила я. — Но я очень люблю горошек.