.
Была и еще одна причина если не переворота, то довольно жестокого обращения со сверженным императором и великой княгиней-регентшей Анной Леопольдовной, и чисто психологическая — обида. До некоторых пор между Елизаветой и Анной, которая была младше цесаревны на 9 лет, сохранялись хорошие, но не близкие отношения. Пока не родился у брауншвейгской четы Иван, назначенный наследником престола. Ранг Елизаветы серьезно понизился; дело дошло до того, что однажды Анна Леопольдовна приказала посадить на пиру (праздновали первый день рождения императора Ивана) Елизавету среди прочих придворных дам, а не за свой стол. Были и другие приметы, говорившие: Елизавета теряет в глазах императорского окружения и ее постепенно сбрасывают со счетов, продолжая, впрочем, пристально наблюдать за всеми ее словами, поступками и передвижениями.
Елизавета всегда была на виду; ее переговоры с маркизом де Шетарди проводились при большом стечении людей (на балах, пирах, официальных аудиенциях). Естественно, что никакая конспирация не помогала, и появились слухи о готовящемся в пользу Елизаветы заговоре, но правительница не обращала на них внимания; она хорошо относилась к Елизавете. Но капля камень точит, и, возможно, когда-нибудь Анна Леопольдовна и поддалась бы на уговоры доброжелателей, стремившихся сохранить власть ей, ее сыну и, конечно же, себе, но не успела. Она вообще практически ничего не успела, кроме как родить сына; на фоне жестоких порядков, царивших прежде в еще средневековой Европе, ее цивилизованные и даже сентиментальные методы правления не вызывали у окружающих ни страха, ни уважения, что в России всегда было практически синонимами: «Боятся — значит, уважают».
24 октября Лесток, придворный хирург, поставил ее перед выбором: либо пан, либо пропал. По словам современников, он показал Елизавете два символических рисунка: на одном она в короне, на другом — виселица и она в монашеской одежде. Попал в опалу Миних, которого подозревали в содействии новому заговору; Анна Леопольдовна, которая закрывала глаза на все проделки цесаревны, например на ее посиделки с офицерами Преображенского полка, теряет терпение. Елизавета все еще колебалась, опасаясь неудачи. Но 23 ноября решило ее сомнения: великая княгиня Анна вызвала цесаревну на приватную беседу, и хотя той удалось слезами убедить родственницу и правительницу в своей невиновности, со дня на день могли начаться аресты среди окружения Елизаветы. На следующий день всем гвардейским полкам было объявлено, что через сутки все они отправятся к Выборгу. Об этом представители гвардейских полков и сообщили Елизавете. Та поняла: еще сутки, и она лишится поддержки преображенцев, верных памяти Петра Великого. В ночь на 25 ноября 1741 г. Елизавета решилась: она, как рассказывают воспоминания современников, надела кирасу под платье (по другой версии — орден Святой Екатерины) и, помолившись, в сопровождении семи гренадеров, Лестока, Воронцова и Шварца уселась в сани. Говорили, что именно в тот момент она поклялась перед лицом Богородицы, что ни разу за все время своего царствования не утвердит смертного приговора. Если это и так, то слово свое она сдержала.