Жажда власти. История заговоров от Рюриковичей до Романовых (Разумовская) - страница 91

Масонство в России получило распространение сразу после открытия первых лож в Европе, и вплоть до начала XIX в. вольные каменщики всех толков и мастей пользовались в нашей стране большим влиянием. После того как масоны приняли активное участие в подготовке и свершении Великой революции во Франции, слово «масон» стало почти повсеместно синонимом слова «революционер». Возможно, связано это с духовными и религиозными поисками братьев, стремлениями найти нереволюционные, но все же методы реформирования общественного строя.

Все ордена, действовавшие в России, а их было великое множество, как явных, так и тайных, вели духовную работу среди братьев и не теряли ни малейшей возможности вмешаться в дела политические, государственного плана. В России быть масоном значило быть гражданином, радеющим за благо своего отечества; об этом совершенно ясно говорят «Законы Ордена Свободных Каменщиков»: «…чти и лобызай законную власть уделом земли, где ты обитаешь; твоя первая клятва принадлежит Богу, вторая — отечеству и Государю»[119].

Александр I Павлович, видевший в масонстве либеральную заразу, распространению которой сам поспособствовал в начале своего правления (известно, что в ответ на сообщение о революционной деятельности масонских лож он однажды ответил: «Я сам разделял и поддерживал эти иллюзии; не мне их карать!»[120]), постарался оградить Россию от тлетворного влияния революционных идей. В 1821 г. по его распоряжению были закрыты польские ложи, а летом 1822 г. были запрещены все российские тайные общества, в том числе и масонские. Причина — как обычно: «Не суйтесь не в свои дела»; на этот раз в формулировке— за занятия делами «сокровенно политическими». Указ императора гласил: «Все тайные общества, под каким бы наименованием они ни существовали, как-то масонских лож и другими, закрыть и учреждения их впредь не дозволять, а всех членов сих обществ обязать подписками, что они впредь ни под каким видом ни масонских, ни других тайных обществ, ни внутри империи, ни вне ее составлять не будут»[121].

На страже интересов царского дома стоял суровый Алексей Андреевич Аракчеев, гроза бунтовщиков, «бывший, как и при Павле I, грозным препятствием для дворцовых переворотов»[122]. Однако, едва началось следствие по делу о подрывной деятельности тайных обществ, обнаруженных повсюду, в том числе и в южных военных поселениях, где Александр, памятуя о смерти своего деда и отца и опасаясь переворота, сосредоточил верные короне войска, император скончался от простуды в Таганроге. Поговаривали, что с его смертью не все чисто; то ли отравили императора заговорщики, то ли с собой покончил. Были и те, кто верил, что Александр не умер, но ушел в старцы, устав от власти. И вновь начались проблемы с престолонаследием: Константин Павлович, второй сын Павла I, отказался от трона, да и прав на него не имел из-за мезальянса— «женился по любви», чего, как известно, ни один порядочный король себе позволить не может, на польской графине Грудзинской. Его вполне удовлетворял титул наместника Царства Польского в составе империи. Однако об отказе Константина мало кому было известно. Александр же, еще в августе 1823 г. составивший манифест об отречении брата Константина и о назначении брата Николая престолонаследником, повелел сей документ не оглашать до поры, а тайно хранить в Успенском соборе в Москве. Когда после смерти Александра в государстве началась неразбериха, члены Государственного Совета, где хранилась копия императорского манифеста, сделали довольно странный шаг: они вскрыли документ, но не предприняли никаких решительных действий, в то время как Николай, уже ставший