— Не более, чем меня. Мой муж запросто принят у архиепископа и слишком часто слыхал, как его высокопреосвященство смеется над идеями нашего батюшки, находя их немного наивными; поэтому он и сам не особенно полагается на здравый смысл аббата Жога, особенно в мирских вопросах. Наш батюшка очень строг к себе самому, но до смешного снисходителен к ошибкам других. Он милосерд и добр даже к девушкам-матерям! Он помогает им воспитывать их незаконных детей! Для моего мужа, который очень строг, особенно в сфере общественных приличий и добрых нравов, он не может служить авторитетом: муж часто порицал батюшку за терпимость.
— Это очень досадно, потому что я высоко ценю этого превосходного человека. Я сам поговорю с господином бароном.
— Неужели вы на это отважитесь, доктор?!.. — сказала госпожа Франшар, дрожа. — Вы сильно рассердите моего мужа.
— Мне бесконечно жаль, если так, сударыня; но я до конца исполню мой долг врача.
— Вы не переубедите его.
— Тем хуже, сударыня.
Тут я перешел на торжественный тон и прибавил:
— Я прекрасно вижу, что этот брак состоится; упрямство господина Франшара сделает его неизбежным; но он недолго продержится. Божественная воля, — продолжал я не без стыда, так как сознавал, что пускаюсь на дипломатические уловки, — Божественная воля сумеет одержать верх. Ясно, что вам придется перенести тяжелые испытания; они будут тем тяжелее, чем сильнее будет сопротивление сверхъестественным путям Божиим. Однако, воля Божия осуществится.
Моя речь, по-видимому, произвела сильное впечатление на госпожу Франшар; она с изумлением посмотрела на меня, а потом, видя, что я умолк, опять принялась молиться по четкам. Я вновь отдался своим размышлениям, рассматривая хорошенькую восковую фигурку, неподвижно лежавшую передо мной. Какая тайна совершалась в эту минуту? Мне хотелось уметь видеть незримое, чтобы проникнуть за пределы здешнего мира, в то четвертое измерение, в котором астроном Цёльнер искал объяснения необъяснимого! Мои мысли неслись скачками, без контроля, населяя это столь далекое и, вместе с тем, столь близкое к нам пространство существами, бытия которых мы и не подозреваем. Не здесь ли следует искать гениев, фей, джиннов, пери, кобольдов, зеленоволосых ундин, легких сильфов, пламенных саламандр и тяжеловесных гномов? Не туда ли скрылись, испугавшись возраставшего и нечестивого неверия людей, влюбленные нимфы, веселые фавны, подруги деревьев — дриады, козлоногие сатиры? И мои грезы длились, вызывая образы этих благодетельных или злых существ, живущих в областях, запретных для тела, но открытых для души.