— Не покидай меня, — сказал я душе Люси, — не покидай меня более.
Она обвила меня руками за шею, а голову положила ко мне на плечо; я прижал ее к себе.
Так мы пробыли некоторое время, думая заодно; потом в дверь несколько раз постучали.
— Останься со мной, — сказал я Люси, — останься, хотя бы тебя звали и трясли твое тело. Останься!
И я крепче прижал ее к груди. Мне казалось, что сердце ее усиленно бьется: вся ее нежная оболочка дрожала.
Горничная ушла; мы слышали, как затихали ее шаги; несколько минут спустя раздались другие шаги, более решительные и звучные; после быстрого стука дверь отворилась и, нахмуренный, вошел господин Делиль. Он подошел к Люси и потряс ее, как бы стараясь разбудить.
— Не двигайся, моя возлюбленная! — тихо сказал я Тени. — Не двигайся! Оставайся со мной. Ты мне отдала твою душу, и я не расстанусь с ней.
Рука моя все ласковее сжимала ее талию; я прильнул губами к нежной щечке и говорил тихим голосом: вся моя душа выливалась в быстрых словах, которые я произносил.
— Оставь свое тело в летаргическом сне, который делает его неподвижным; не слушай призывов твоего похитителя, не чувствуй прикосновения его руки. Оставайся около меня, оставайся в моих объятиях, оставайся у моего сердца.
Люси дала себя убедить: голова ее тяжелее легла ко мне на грудь, руки ее теснее сомкнулись вокруг моей шеи. Между тем, господин Делиль нетерпеливо говорил своей жене:
— Проснитесь, Люси, проснитесь же… Она — как ледяная! — прибавил он, взяв ее за руку. — У нее вид мертвеца!..
Он положил руку ей на сердце.
— Однако же, сердце бьется, — сказал он.
Он еще раз попытался ее разбудить, но напрасно. Обеспокоенный, он попросил горничную сходить тотчас же за доктором.
Затем он стал большими шагами ходить по комнате, проявляя сильнейшее недовольство.
— На какой женщине я женился! — пробормотал он сквозь зубы. — Вот нелепая история!.. Говорил я отцу Фюрстеру, что Люси не любит меня и что лучше вернуть ей слово! Зачем он посоветовал мне настаивать? Какую роль играю я перед этой горничной, которая, должно быть, смеется надо мною в людской? Я стал посмешищем всей прислуги!
Гнев его разгорался; он был бледен, губы сжаты, глаза злые. Кончилось тем, что он схватил легкий стул и, пьяный от бешенства, разбил его об пол, говоря:
— Глупое происшествие!
Этот грубый поступок как будто успокоил его. Он вздохнул и сел. Через четверть часа пришел доктор. Он выслушал Люси, выстукал ее, ощупал пульс и сказал по-французски:
— Это — припадок летаргии. Ее следует оставить в покое.
— Что надо делать, чтобы ее вылечить?