Господин Делиль подошел к ней и слегка потряс ее за плечо.
— Послушайте, Люси: кажется, уж теперь довольно. Ложитесь.
Слезы ее потекли еще обильнее. Стиснутые руки, голова, склоненная на аналой, грудь, потрясаемая рыданиями, — все выражало ужасное отчаяние. Самолюбие господина Делиля оказалось сильнее жалости.
— Вы смешны, душа моя, и навязываете мне глупую роль. Что же, мне самому укладывать вас? — сказал он после довольно долгого молчания. Я видел, что его брови нахмурились, лоб наморщился, зловещий огонек зажегся в его глазах.
— Ну! Довольно! — сказал он наконец и хотел грубо поднять молодую женщину на руки, чтобы снести ее на кровать. Люси оказала сопротивление; ее волосы рассыпались, ее пеньюар и сорочка с высоким воротом разорвались в борьбе, и белая грудь молодой девушки раскрылась в девственной красоте. Господин Делиль прильнул к ней губами. Я кинулся на него, забыв, что я — лишь невесомая тень. В то же время Люси неистово вскрикнула, и я увидел, что она упала на пол, где забилась в ужасных конвульсиях.
Стоя рядом, господин Делиль растерянно смотрел на нее.
— Славный подарочек преподнес мне отец Фюрстер! — проговорил он сквозь зубы.
После минутного колебания он поднял Люси, отнес ее на постель и позвонил горничной. Та явилась немедленно.
— Побудьте с барыней: она нездорова, — сказал он просто и ушел, выказывая притворное спокойствие.
Я наклонился над бесчувственным телом Люси и положил руку ей на лоб, чтобы ее успокоить. Затем я увидал, как мало-помалу отделилась ее душа, и передо мной предстало ее „духовное тело“.
— Вы были здесь? — спросила Тень.
— Да.
Она сложила руки, подняла к небу глаза и сказала с жаром:
— Сжалься надо мной, Боже!
Потом села и, как мне показалось, тихо заплакала. Я стал перед ней на колени, обнял ее за талию и молча плакал с нею, прислонившись лбом к ее коленям. Так мы пробыли до утра с тоской на сердце и в столь тесном единении, что, кажется, даже думали заодно. Я слышал ее мысли так же, как она мои; наши души сливались в общем горе.
Было семь часов утра, когда я сразу проснулся у себя в постели.
19 марта.
Я был печален и озабочен весь день. Под предлогом сильной мигрени я лег спать в 8 часов вечера и скоро заснул, положив коралловые четки на сердце.
Я очутился в комнате Люси. Она была одна, лежала на кушетке и, казалось, дремала. Я подошел и длительно поцеловал ее в лоб. Ее сон как будто стал еще глубже; она вздрогнула и сказала мне:
— Это ты?
— Да, моя возлюбленная.
Я взял ее за руки, и вскоре душа ее обособилась, тогда как тело приняло вид трупа.