Мемуары двоечника (Ширвиндт) - страница 14
Ларочка — хозяйка цыплят
…Он не упал, он даже не пискнул, он сделал как-то так: «У-у-х» и немножко сплющился. Не знаю, какое чувство возобладало во мне больше, жалость к птичке или ужас перед расплатой, но я схватил цыпленка в руки, слепил его обратно в комочек, бросился на террасу и поставил в вольер, крикнув Ларочке: «Птичка дома!»
И он меня не подвел! Лара подошла, а мой цыпленок стоял, покачиваясь, среди других птиц, а упал он позже, когда никто не мог определить, чей это воспитанник! И все это не смешно, и я до сих пор переживаю эту мини-трагедию… Но что я мог поделать — он нарушил законы физики!
Постепенно мы росли, появлялись первые робкие прыщи, а стало быть, и шалости становились чуть гаже. Например, снять у кого-нибудь калитку и выбросить ее в лес. Мило, не правда ли? А главное, очень остроумно. Или бросить в выгребную яму дачного клозета пачку дрожжей и ждать, когда все это «тесто» полезет наверх! А?! Здорово? Мы так сделали однажды, желая разыграть товарища, но не рассчитали пропорцию — в итоге вместе со всем сооружением под землю ушла бабушка героя, народная артистка СССР!
Годы шли, прыщи уступили место гормонам — и началась новая, ночная, жизнь, которой лет за пятнадцать до этого здесь же жили наши родители. Технический прогресс далеко не шагнул, просто патефон поменялся на транзистор, а все остальное — хрестоматия…
Технология ночных вылазок была следующая: часов в 11 вечера ты, зевая, говорил, что, пожалуй, пора спать, вяло тащился к себе в комнату, около 12 вылезал в окно и — вперед!
Баба Света
Наивные взрослые, конечно же, не понимали, почему ребенок заснул в 11, а проснулся в 3 часа дня. Как-то после удачного загула я вернулся совсем поздно (то есть рано, около 7 утра), завалился спать и, проспав часов до 5, пошел завтракать. Баба Светя поставила передо мной тарелку творога и без каких-либо упреков, без раздражения сказала:
— Когда ты уходишь по ночам, я всегда волнуюсь и не сплю. Давай договоримся, ты будешь уходить и возвращаться через дверь и, вернувшись, говорить: «Я пришел» — и все! А? Каково?! Ну какая еще бабушка может такое сказать внуку?!..То-то!
И началось! Можете представить себе зависть моих друзей, когда я говорил им:
— Вы, когда там в свои окна повылезаете, приходите ко мне, и уже отсюда пойдем тусоваться.
Они, зеленые от зависти, собирались на нашей террасе. Я говорил:
— Ба, пока! — и пропадал на полночи!
Баба Светя была удивительно мягкой и доброй. Ни разу в жизни она меня не ругала! Ни разу!!! И это при том, что я был вовсе не подарок. Если я вытворял что-нибудь уже совсем из ряда вон, то она расстраивалась… И это было ужасно! До сих пор не понимаю, как это работало! Целыми днями я только и делал, что расстраивал всех вокруг, и совершенно не обращал на это внимания… Но Баба Светя!.. Может быть, причина в дворянском происхождении, может, в английском воспитании, но факт остается фактом: мы с Кутей выросли под этим добрым гипнозом! Даже став относительно взрослым, дымя, как паровоз, я не мог закурить при единственном человеке на земле — при Бабе Свете, потому что это ее огорчит.