Мемуары двоечника (Ширвиндт) - страница 15

Я призываю всех взрослых подумать над этой удивительной методикой воспитания и попробовать применить ее на практике, потому что из практики своей я вынес, что воспитательные крики моего папы не достигли никакого видимого эффекта! Но это уже другая история…

Бабу Раю я зрячей не помню: она ослепла после смерти деда, когда мне было четыре года, поэтому ее слепота мне казалось совершенно естественной. Глаукома сейчас довольно легко лечится, но тогда, увы, не помогло ничего. Однако я никогда не относился к ее слепоте как к болезни, настолько живо и органично Баба справлялась с полным отсутствием зрения. Настолько, что я, насмотревшись фильмов про наших героев, попавших в плен к фашистам, думал, что бабкина слепота — это прикрытие, и пытался застать ее врасплох, размахивая у нее перед носом разными предметами. Но нет, она себя не выдала!

Тогда Баба меня еще видела

Баба жила жизнью активной и светской. Каждое утро к нам приходила чтица и четыре часа читала литературные журналы «Новый мир», «Октябрь», «Юность», «Иностранку» — только там можно было выловить что-то живое и почти запрещенное. Трифонов, Тендряков, Искандер, Аксенов и другие настоящие авторы могли рассчитывать только на публикации в этих журналах, в книгах же издавались в основном идеологически выдержанные соцреалисты. Бабушка утром это читала, точнее, слушала, а вечером по телефону обсуждала прочитанное с АВТОРАМИ! Да-да, я же говорю, что ее ВСЕ знали. Каждый день к ней приходили с визитами. Все, от Анастасии Цветаевой до зубного техника, обожали слушать ее мемуары: про Одессу, про друзей, про Катаева и Утесова, про Бернеса и Журавлева и про многое другое. Яхонтов, Журавлев, Козаков, Гердт оттачивали на бабке свои чтецкие программы. Красавец дантист Сеня Амигуд приходил раз в неделю «подправить коронки», а на самом деле — чтобы послушать очередную порцию историй и проверить на бабушке свою очередную невесту. Потом они созванивались и решали, что «нет». Я думаю, что он так и не женился.

Одесская юность

С бабкой я дружил! По-настоящему. Мы часами гуляли по арбатским переулкам, заходили в «Прагу» съесть кусок торта. Я был ее глазами, она — моим мозгом. Думаю, что пресловутую иронию и чувство юмора мой папа впитал с молоком матери, а я — с крошками торта «Прага» во время наших загулов. Гуляли мы много, и на даче, как правило, в компании соседских детей, все любили бабкины рассказы про Одессу, море, про войну… Как-то в одну из таких прогулок неожиданно налетела гроза, и… Я эту историю не помню, но бабка ее постоянно всем рассказывала: «…Полил страшный дождь, все дети тут же разбежались, и только Миша не убежал и повел меня домой! Он, бедный, все время спрашивал: «А ты не можешь идти побыстрее?» Герой! Все умилялись и ахали, а я не мог понять: они что, ждали, что я брошу мокрую слепую бабку в лесу? Или в шесть лет мозг еще не развивается до такой «героической» самоотдачи?