Роме с Аркашей относительно повезло, они получили строгий выговор, а я вот попал как кур в ощип. Ситуация казалась безнадежной, уж очень серьезный проступок я совершил, но вдруг выяснилось, что Андрей Миронов когда-то учился в школе с первым секретарем горкома ВЛКСМ Михаилом Мишиным! Как-то он с ним связался, тот сказал, что «очень сложно, но — посмотрим», вряд ли получится, но чтобы я готовил апелляцию.
Апелляцию я писал дома у Гердтов. Меня посадили в отдельную комнату и велели выйти, только когда все будет готово. Часа три я творил, иногда выходя к взрослым задать важные вопросы: «Апелляция» с одним «л» или с двумя?» «РаскаИваюсь или Еваюсь» и т. д.
На мой взгляд, получалось неплохо. Все покаянные обороты пошли в дело… И «полностью осознаю тяжесть содеянного», и что «конечно же, таким не место…», и «позвольте искупить»… Особенно мне удался финал, он пришел как озарение. Я написал: «Поймите, с комсомолом из моей жизни ушло самое главное: стимул!»
Когда я читал сей опус взрослым, я видел, как скривилось лицо у Зямы на этой фразе, но все же, взяв себя в руки, он сказал:
— Молодец, неплохо… — и не выдержал, — но этот твой… стимул!!! (Порядочному человеку трудно воспринимать такую галиматью.)
Прошла пара месяцев, и меня пригласили в горком комсомола на слушание «дела».
Было, конечно, страшновато, но все же я понимал, что «друг» Андрея уж как-нибудь посодействует… и я пошел.
Слуги народа сидели, естественно, в роскошном старинном особняке-дворце, и меня препроводили в ложу огромного зала дворцового театра. Оказавшись в этой ложе, я пришел в ужас: зал был заполнен до отказа пожилыми комсомольцами, и все они смотрели на меня!
Слово взял Мишин. Он подробно описал детали моего преступления и предложил товарищам задавать подсудимому вопросы. И началось такое…
— Скажи, Михаил, а как ты можешь вообще смотреть людям в глаза? — и все ждут ответа!
— Ну, я, это…
— Ты понимаешь, что опорочил честь всего комсомола? Имя Ленина?!
— Д-да, понимаю.
— А вот недавно на Арбате старушку зарезали, — встрял какой-то дядька. — Не ты?
— Как это? — совсем опешил я.
— А вот так! — вопил тот. — Сегодня — флаг, завтра — нож!..
… Длился этот ад еще минут двадцать, после чего Мишин сказал:
— Михаил, выйди из зала. Горком будет принимать решение.
Прошло, без преувеличения, полтора часа, прежде чем меня позвали обратно! «Неужели они все это время обсуждали меня?» — в ужасе думал я. Все сидели на своих местах, и опять слово взял Первый секретарь:
— Горком комсомола всесторонне рассмотрел твое дело, Михаил, и, посовещавшись, мы пришли к заключению, что решение Киевского райкома ВЛКСМ о твоем отчислении из рядов ВЛКСМ абсолютно правильно!