Посвященная болоту и его обитателям
Болота бывают разные. Моховые, например, распространенные в Сибири-матушке и выглядящие вполне презентабельно. Торчат сплошь и рядом кочки, вроде кротовых холмиков, растет на кочках мох, зеленый и красный. Клюква сверху проглядывает, морошка всякая там. Идти по этим кочкам все равно, что по водяному матрасу, пружинисто и приятно. Комары одолевают, но это мелочи.
Бывают болота торфяные, воспетые еще господином Конан-Дойлом. Скверные места, коварные. Жидкая грязь и «окна», прикрытые слоем зелени. Даже опытному человеку сюда лучше сюда не соваться, если не знаешь тропок и гатей.
Самая нейтральная категория болот — те, что сам Богдан именовал «водянистыми». Бывшие озера и низины затопленные. Водоросли и тина сплелись за годы, образовав под водой многослойную сетку, вроде крепкого гамака, способную выдержать человеческий вес. Поверх сетки настелился слой ила, выросли камыш и кувшинки, поселилась в стоячей воде разномастная болотная живность. Глубина по пояс, идти можно, но неприятно. Ноги вязнут, пузыри сероводорода всплывают на поверхность и лопаются, одаряя запахом тухлых яиц. Сетка, опять-же, не везде сплошная. Иногда тоже «окна» попадаются, да такие, что ухнешь и не всплывешь.
Так или иначе, но при всех минусах «водянистого» болота имеется у него глобальный плюс — проходимость. Пусть медленно, осторожненько, шестом дорогу нащупывая, но двигаться можно. А любые препятствия, даже самые неприятные, когда-нибудь да кончаются.
Часа полтора назад, когда лес уступил помаленьку место густым и трескучим зарослям, дискомфорт ощутили все. Даже Богдан, на что уж привычен был лазить по таким насаждениям. Толстые, суставчатые стебли при малейшем ветерке цепляли друг друга, издавая гулкий шелест.
— Это бамбук, — пояснил телохранитель, срубая первое «удилище». — Помогите-ка…
Десяток нарезанных стеблей уложили в два слоя, связали капроновым шнуром с рукоятки Богдановского ножа. Закрепили на импровизированном плотике рюкзаки, карабины и прочую амуницию, сверху натыкали веток, для маскировки. Шест в полтора человеческих роста Богдан срезал еще в лесу, потому шагнул в воду без промедления.
— Ну, будем живы…
С тех пор так и шли, не спеша. Окружающий пейзаж очень смахивал теперь на нечто среднерусское, исконное, воспетое бесчисленными художниками. Вода, кувшинки, редкие пучки камыша, мелкая ряска на поверхности. Еще клочья тумана тут и там. Неумолкающий хор лягушек и вопли неизвестных птиц — при полном отсутствии видимой жизни.
— Мерзкое ощущение, когда одетым в воду забираешься! — проворчал Суханов, идущий вторым в колонне, вслед за Богданом. — Такое чувство, пардон, будто в штаны навалил! И запах вокруг соответствующий!