И молвил Инокий, что в час трудный пусть царь-батюшка войско собирает, а уж он отведет его к Божьему Ковчегу, великой хранительницы силы и знаний, что спасет весь славийский народ.
— Царь-батюшка, — появился в тумане крепкий мужчина лет сорока в порванной робе. — Пришли.
— Неужто, Инокий? — встрепенулся отрок. — Ну и где?
— Вон, посреди того болота кочка с кустом. Там куст, под ним и есть он, Ковчег.
Туман вдруг дрогнул и стал таять. Звуки стали тише, а очертания расплывчаты. Совсем чуть-чуть — и облако пропало, а по лекционной пронеслось неодобрительное «Ууу», кое-кто даже застучал кулаком о деревянную парту.
— Ну полно, полно, — развел руками профессор, поправил свои космы с боков и добавил, — будет. Вы учитывайте, дорогие мои, что я старик, сил у меня немного. Нахождение Ковчега покажу на следующий раз, но, — его махонький морщинистый палец взметнулся вверх, — намеренно сделаю несколько ошибок. Кто определит их, получит допуск к экзамену. Поэтому владейте предметом, господа. Можете быть свободны!
Его последние слова потонули в гвалте и общем шуме. Но то была не обычная веселость, с которой студиозусы бегут с университета, а скорее, возбужденное восхищение. Витольд Львович потянул орчука за собой, продираясь против бурного течения распахнутых мундиров, вложенных под руку фуражек и расстегнутых на несколько пуговиц сорочек. Жара, будь она неладна.
— Витольд Львович, а что это за магия такая?
— Визуализация мыслей, очень редкая способность. Признаться, многие считают ее бесполезной, но я думаю, они ошибаются.
Что за «визуализация» такая, Мих спросить не успел. Они спустились пред светлые очи старика, и тот мягким дружеским взглядом ощупал их.
— Разрешите представиться, Меркулов…
— Да вижу, вижу, молодой человек, не трудитесь, — в один миг тень пробежала по лицу профессора. — Сильно на отца похожи. Он ведь чуть старше был, когда они вместе с Мишкой…
— Вы же не верите, что мой отец и ваш сын были причастны к заговору? — Чужим голосом спросил Витольд Львович.
— Не надо, не надо, — поднял руку старик, будто защищаясь. Небольшая часть студиозусов, еще не вышедшая из лекционной, обернулась и задержалась у двери, — я вас прошу, умоляю, не ворошите прошлое.
— Прошу меня простить, Виталий Арсеньевич, я не хотел сделать вам больно.
— Тогда не будем затрагивать более эту тему, — он порывисто схватил Меркулова морщинистыми руками за ладонь и несколько раз потряс. — Ох, что за чудный экземпляр! — Обратил он наконец внимание на орчука, отпустил Витольда Львович и стал напрашиваться на рукопожатие. — Галахов Виталий Арсеньевич.