— Вот это неясно. Старая она, зрением слабая. По ее словам, вообще все вокруг в огне было.
— Толку нам от подобного свидетеля. Николай Соломонович, — обратился Его превосходительство к бравому полицмейстеру, которого про себя орчук все же стал называть «гусаром», — езжай до Павла Мстиславовича, вежливо, но настойчиво пригласи в Столешников переулок. Нет, лучше сопроводи, скажи: к Александру Александровичу для срочного разговора.
— Ваше превосходительство, у нас и доказательств никаких против Аристовых нет, — вступился Константин Никифорович, — подумайте, каким скандалом дело обернуться может.
— Ой, да куда уж больше?! У меня за спиной Его Императорское Высочество стоит и после каждого шага велит отчитываться. Езжай, Николай Соломонович, за Аристовым, езжай, а уже потом что-нибудь придумаем… Петр Андреевич, — это он уже к «румяному», — оставайся здесь, может, что найти получится еще или свидетелей найдешь.
Пока он это все говорил, заметил Мих одну странную штуку, которую Витольд Львович выкинул. Вот господин вроде стоял, стоял, а потом быстро, как не всякий человек может, наклонился да с земли что-то поднял. Точнее оторвал, запекшееся, в остов сгоревший вросшееся. Орчук разглядеть не успел, только понял, что малозначительная по размерам вещица, не более пяди, серая, сажей покрытая. Но то ладно, увидел что и увидел, но вот потом…
Сунул в карман, ловко, уверенно, как тать заправский, будто всю жизнь только тем и занимался. У орчука аж челюсть разинулась, и глаза на лоб поползли, а Витольд Львович на него взглянул и палец ко рту приложил, мол, помалкивай. Что тут оставалось?
Давеча, еще когда в трактир ходил, думал дорогой Мих, что прикипел вроде к господину. Тот без орчука, как человек из деревни несмышленый, первый раз в городе оказавшийся. Еще подумал и о том, как сможет и закон преступить за Витольда Львович. Славийский закон он что — дышло: куда повернул, туда и вышло. Не всегда со справедливостью водится, порой наоборот. Главное — закон Божий, чтобы по совести жить.
Но теперь орчук смешался. Видел прямо сейчас, что непотребное господин делает, против совести и разума, да промолчал. Тогда и пропал. Кончился Мих как честный человек, как отцом воспитанный, не было его более. Может, стоило еще рот открыть, воспротивиться, да теперь Его превосходительство заговорил, к титулярному советнику обращаясь.
— Поедешь со мной, Витольд Львович, до полицмейстерства. Сейчас со всей этой кутерьмой разберусь, а потом вернемся к нашим баранам. А так с нами посидишь, человек ты неглупый, может даже, подскажешь что. Сейчас Аристова Николай Соломонович привезет, такой кордебалет начнется…