— Не только скопировала, но и принесла распечатку, — простонала Уварова. — Прямо сейчас изучать станем.
— Сначала я тебя изучу.
Он рыкнул, укладываясь сверху. Ее ногти поползли от его плеч вниз, по гладкой поверхности спины. Мышцы были восхитительно твердыми, кожа — влажной, но зато прохладной. Его талия грациозно опадала перед горделивым возвышением ягодиц, сразу за которыми начинались упругие ляжки, поросшие редкими жесткими волосками.
— Ты такой твердый, — пробормотала Уварова. — Давай. Ну, давай же…
— Я сам разберусь, когда, — ответил он, сопя.
Одна его рука ушла вниз, шаря между их телами. Волна страсти накатила на Уварову, потом еще одна… и еще… Она чувствовала, как плавится от этого жара, словно вся сделана из мягкого, податливого воска.
Ей казалось, что прямо сейчас она потеряет сознание от сладостной пытки, устроенной его пальцами, ласкающими внизу.
— Андрейка! — вскрикнула она точно так же, как много лет назад, когда он компенсировал свою неопытность одним лишь напором.
— Тсс! — потребовал он, глядя на нее затуманенными, остекленевшими глазами.
— Ты меня убиваешь, — прохрипела она в ладонь, зажимающую ей рот.
— Это не навсегда, — пробормотал он, устраиваясь между ее бедер.
Уварова взвизгнула, грызя ребро ладони. Андрей заскрипел зубами, сдерживая себя, чтобы продлить свои и ее сладкие муки.
— Больше не кричи, — предупредил он. — А то брошу.
Несмотря на бешеный стук крови в висках, она его услышала. Не только его голос, но также его участившееся дыхание и мощный ритм его сердца, эхом откликавшийся на смятенное биение в ее груди.
А потом он сам нарушил тишину, к которой призывал. Первым.
Тогда и Уварова дала волю своим голосовым связкам. Из накрывшего ее небытия она слышала их слаженные крики экстаза, когда оба утратили всяческий контроль над собой.
Спуск с вершины наслаждения был таким же одновременным, хотя и не столь шумным, как восхождение. Ее голос был сонным и преисполненным любви, когда она спросила:
— У нас осталось выпить?
— Более чем достаточно, — ответил он, вставая. — Где дело отца?
Взгляд Уваровой, скользнувший вдоль его торса, вновь сделался алчным. Она провела языком по воспаленным, подернутым пленкой губам:
— Зачем тебе?
— Где оно? — повторил он.
— В сумке.
— Я принесу.
— Ты что, сейчас собираешься читать? — обиженно протянула Уварова.
— Нет, — буркнул Андрей. — Сейчас не получится. Просто хочу положить бумаги на виду, чтобы глаза мозолило. Может, тогда совесть проснется.
Не дожидаясь реакции гостьи, он вышел.