Потрясенный своим почти мгновенным возбуждением, он замычал, но произнести ничего не сумел, поскольку его слегка разошедшиеся губы находились внутри жаркого рта Уваровой. Неудобно выгнув шею, Плотников почувствовал, что у него слабеют колени. Она не давала ему перевести дыхание. Это был затяжной, сильный, властный поцелуй, на середине которого его рот раскрывался все сильнее под требовательными толчками языка Уваровой. Стремясь самоутвердиться, он перешел в контрнаступление и вскоре завладел инициативой, после чего его собственный язык погрузился в мягкую, сладковатую полость ее рта, где никак не хотел успокоиться, продолжая трогать и гладить все, до чего мог дотянуться.
Уварова резко отдернула голову.
— Ну-ну, — проговорила она, прерывисто и тяжело дыша. — Хватит, а то губы потом синие будут.
— Пусть, — выдохнул Плотников. — Пусть синие.
Все же он ел лук. Хорошо, что вчера.
— Ты что же, — усмехнулась Уварова, — с синими губами пойдешь докладывать, что я благонадежная?
— И пойду.
Сделав это решительное заявление, Плотников перешел к новому поцелую. На этот раз он действовал мягче, что компенсировала та откровенная твердость, которую постоянно ощущала Уварова, прижимая свои бедра к его бедрам. Для нее было очень важно сознавать, что она желанна. Это заставляло ее чувствовать себя совершенно неотразимой женщиной, единственной на всем свете, которая была нужна Плотникову.
Она отключила в мозгу регистратор неприятных запахов. Зажмурилась и перестала видеть целующего ее мужчину, воображая на его месте кого-то другого, отдаленно похожего на Андрея Туманова, но все же другого, более широкоплечего, более узкобедрого, с задорно торчащим чубчиком и гладким лбом. И находились они, разумеется, не в убогом кабинете с затрапезной мебелью, а в некой затемненной спальне с канделябрами, бархатными портьерами и балдахином.
Как только метаморфоза произошла окончательно, поцелуй Уваровой сделался нежнее, и она начала тихонько постанывать, смакуя вкус упругого языка у себя во рту. Услышав эти звуки, напоминающие кошачье мяуканье, Плотников дал волю своим рукам.
— Погоди!
Раскрасневшаяся Уварова вырвалась из его объятий, заперла дверь на замок и вернулась обратно, избавляясь на ходу от жакета. Как только она очутилась в пределах досягаемости, Плотников облапил ее за талию и стал искать «молнию».
— Я сама, — быстро сказала она. — Ты обещаешь за меня заступиться?
— А то… Конечно… Ты такая… Я совсем…
Бормоча бессвязные слова, Плотников еще активней зашарил ладонями по уже почти открывшемуся для него телу. Все то сдержанное сопротивление, которое Уварова оказывала вначале, растаяло, подобно маслу, находящемуся слишком близко от источника тепла. В ее представлении это был большой камин с пылающим внутри огнем. Кровать под балдахином трансформировалась в медвежью шкуру на полу. Именно там предстояло Уваровой отдаться любовнику.