Баскаков, откинулся на спинку… Прикрыл глаза, потом расхохотался. Ну как ей объяснить-то?
Баскаков всегда брал быка за рога, и рассказ начинался с фразы, кратко передающей сюжет. У промысловика с позывным «Делимакан» росомаха разорила путик с ловушками, двух попавшихся соболей съела, а остальных закопала в снег про запас. Мимо проезжали работяги из сейсморазведки. Их задачи — таскать к датчикам провода, сплетённые в «косу», наподобие девичьей. Ехали они на вездеходе, прозванном «мотолабой» — от МТЛБ (многоцелевой тягач лёгкий бронированный). «Косачи» решили пробежать по путику охотника и ободрать с него попавших соболей, но их опередила росомаха. Всего-то навсего. Ленка проснётся — расскажу.
Переводчице он ответил:
«1. Сан Саныч не позвонил, потому что там не было сотовой связи, да и вряд ли бы он из ёмкости поймал сигнал.
2. Проволока-восьмёрка — стальная проволока толщиной 8 мм.
3. По „Фарту“. Даже не знаю, с чего начать. Начну с технического как с самого понятного. „Мотолаба“ это — МТЛБ — Light Armored Multipurpose Tracked Tractor… >— Баскаков сползал от хохота (мультипропёс какой-то!). — Там сложно. Извините… Мне сейчас нужно срочно, >— Баскаков собрался с силами, — отойти к соседу, у которого замёрзла машина. Начало рассказа я объясню попозже, а вы пока попробуйте прочитать до конца, и всё поймёте.
>Пишите. С уважением, Игорь».
Уже светало и розовато светлело небо. Баскаков подошёл к окну: «Какой же вид великолепный! Только ради одного этого стоит в Тузлуках жить». Лена просила разбудить рано — чтобы подольше побыть вместе. Едва он сварил кофе и поставил на поднос, из-за спины раздалось:
— Игорь, ну почему? Я же просила! — Леночка с непроснувшимися глазами стояла, чуть скосолапя ступни в пухлых тапочках-собаках.
— Что такое?
— Сколько раз я просила не заваривать в кружке. — И она дрыгнула икрой. — Это же мне выковыривать! Иначе всё в раковину выливается, а она засоряется. Ну почему нельзя заварить в чайнике?
— Лен, ну ладно тебе… — пробно сказал Баскаков.
Лена была полуночного склада и вставала трудно, долго молчала, а если её тормошили, потешно вскрикивала: «Перестань со мной говорить!»
— Я не понимаю, почему ты так поступаешь!
Баскаков не только заваривал в кружке, но и всякий раз брал новую, и кружки с пересохшим сеном копились на тумбочке, на полу, на столике в коридоре — везде, где он слонялся в сочинительском поиске. Баскаков обожал густой тувинский хан-чай, куда добавлял мёд с верховьев Катуни. Особенно возмущала Лену кружка от этого липкого пойла около дивана на полу: намертво приклеенная, с засохшими следами-кольцами вокруг. Казалось, её проще разбить пинком, чем оторвать.