За хрустальным мостом, есть хрустальная дверь.
Но лишь стоит войти, тут же явится зверь.
Только смелый душой не страшится пути,
Чтобы счастье свое и любовь обрести.
Если тьму в небесах вдруг взорвёт звездопад
Когда звери столкнутся в нещадной борьбе.
Лишь тогда возвратиться ты сможешь назад,
Когда эхом любимая станет тебе.
Пророчица опустила руки на шар, закрыв почти всю поверхность, и замолчала.
— Ну, и что сие означает? — спросил Его Величество.
— Не знаю. Я говорю, только то, что вижу. Одно я знаю точно, девушка должна сама пожелать пройти через Врата Мира.
— А если она не захочет?
— Значит не пройдёт. — твердо сказала Оливия.
— Ведьма, не зли меня, если жизнь тебе дорога. — прошипел мужчина. — Заставь её пройти.
— Я могу только пригласить, решать ей. Думаю она сделает это, она добрая и смелая девочка, хотя не могу за нее порадоваться, Судьба с ней очень сурово обошлась и впереди дорога лепестками роз не усыпана, — Оливия подняла глаза и почти шёпотом продолжила, — надеюсь, она выстоит. Пророчица подняла руки с шара, и жестом пригласила Короля взглянуть, Кордэвидион Тарлийский перевёл взгляд на шар и… понял, что пропал.
* * *
Я не могу проснуться, не могу даже открыть глаза! Да что такое со мной творится? Ресницы, как будто клеем намазаны. Голова гудит, тело не слушается. Я будто бы не спала всю ночь, а мешки с углем на плечах таскала.
Правда, сном назвать то, что было ночью тоже язык не поворачивается.
Со мною что-то происходит. И началось это вчера, когда два бугая, все таки будем называть вещи своими именами, вытащили из грузовика ту вещь, которую ждала Маняшка, Это оказалось… не знаю что в упаковке, напоминающей узкий и неглубокий шкаф. Только я взглянула на это нечто, как у меня от ужаса волосы на голове встали, как у сердитого ёжика, а сердце чуть не выскочило из груди:
— Ч-ч-что это? — спросила я, звонко выбивая дробь зубами.
— Это… — Маняшка глубокомысленно помолчала, а потом сказала, — Завтра все узнаешь.
У меня появилось реальное опасение, что она и сама не знает, что там, но уверена, что это нужно поставить ко мне. Откуда такая уверенность?
— Баб Маняшка, пусть мальчики несут этот коробочек в дом, если сами не справятся, я могу подтолкнуть слегка, — заискивающе проблеяла я.
— Наташка, не выдумывай чепухи. — это мне, — Ребяты, несите в летнюю кухню! — это бугаям. И они понесли.
Коробок еле втиснули между шкафом и холодильником, помахали мне изящными ручками и оставили даму, то есть меня, одну-одинешеньку. Коробок наверное решил, что ему тут самое место и перестал меня пугать, тем более, что между ним и кроватью гордым стражем стоял стол. Я немного подумала, не поставить ли гордого стража грудью к неприятелю, то-есть столешницей к нему. Потом все-таки устыдилась своих страхов, тем более неприятель никаких поползновений в мою сторону не предпринимал и стол переворачивать не стала. Бодренько разделась, подготовилась ко сну и нырнула под пушистое одеялко. И тут это началось: два сна перемежающихся друг с другом, после каждого моего панического пробуждения. И в каждом видела я угрозу своей жизни, и в каждом видела я глаза, следящие за мной со злостью и вожделением. Чёрные, как ночь, глаза я видела, когда рвалась на мне моя одежда, когда падала я в ужасе на землю, где ждало меня неминуемое насилие и жёлтые, как луна, глаза, с бешенством во взгляде и готовностью к убийству. Когда я с колотящимся от ужаса сердцем просыпалась, через несколько минут снова проваливалась в сон, в котором начиналось все сначала. Когда я очередной раз следила, как сущность с жёлтыми глазами готовится к прыжку, я услышала страшный вой. Вот тогда я и проснулась по-настоящему. Вой был на самом деле. А может это сирена? Вдруг война началась? Или цунами? Правда у нас океана нет, да и моря тоже. Сползаю с кровати и накинув куртку вываливаюсь на улицу.