Больше того, эта черная собака даже могла кое-как говорить – правда, она выговаривала слова очень смешно, и сначала я хохотала до слез. Но Александр не обижался, и вскоре я привыкла. В первые дни он много бегал по лесу – знакомился с окрестностями. Я опасалась, что из-за своих амбиций он может пометить слишком большой кусок леса, но побоялась оскорбить его самолюбие, сказав ему об этом. Да и постоять за себя в случае чего мы могли. «Мы»… Я никак не могла привыкнуть к этому местоимению.
Наверно, потому, что наше жилье напоминало о месте, где я столько лет совершенствовала свой дух, мне захотелось объяснить Александру главное из понятого мною в жизни. Мне следовало хотя бы попробовать – иначе чего стоила моя любовь? Разве я могла бросить его одного в ледяном гламуре этого развивающегося ада, который начинался сразу за кромкой леса? Мне следовало протянуть ему хвост и руку, потому что, кроме меня, этого не сделал бы никто.
Я решила открыть ему сокровенную суть. Для этого требовалось, чтобы он усвоил несколько новых для себя идей – и по ним, как по ступеням, поднялся к высшему. Но разъяснить даже эти начальные истины было трудно.
Дело в том, что слова, которые выражают истину, всем известны – а если нет, их несложно за пять минут найти через Google. Истина же не известна почти никому. Это как картинка «magic eye» – хаотическое переплетение цветных линий и пятен, которое может превратиться в объемное изображение при правильной фокусировке взгляда. Вроде бы все просто, но сфокусировать глаза вместо смотрящего не может даже самый большой его доброжелатель. Истина – как раз такая картинка. Она перед глазами у всех, даже у бесхвостых обезьян. Но очень мало кто ее видит. Зато многие думают, что понимают ее. Это, конечно, чушь – в истине, как и в любви, нечего понимать. А принимают за нее обычно какую-нибудь умственную ветошь.
Однажды я обратила внимание на крохотный серый мешочек, висевший у Александра на груди на такой же серой нитке. Я догадалась, что цвет был подобран в тон волчьей шерсти – чтобы мешочек не был виден, когда он превращался в волка. Но теперь, на черном, он был заметен. Я решила спросить его об этом вечером, когда он будет в благодушном настроении.
Он имел привычку выкуривать перед сном вонючую кубинскую сигару, Montecristo III или Cohiba Siglo IV, я знала названия, потому что бегать за ними приходилось мне. Это было лучшее время для разговора. Если кто не знает, курение приводит к мозговому выбросу допамина – вещества, которое отвечает за ощущение благополучия: курильщик берет это благополучие в долг у своего будущего и превращает его в проблемы со здоровьем. Вечером мы устроились на пороге нашего жилища, и он закурил (дымить внутри я ему не разрешала). Дождавшись, когда сигара сгорит наполовину, я спросила: