Новый комбат не всегда откликался на это, он возвращал штрафника в боевые порядки — еще не ранен, пускай воюет. Штрафники и мы, комсостав, его не любили, и он нас не жаловал. А вот меня, за то, что я проявлял такое сочувствие к этой категории офицеров и стремление сохранить им жизни или из-за того, что я такой молодой командир роты, всего-навсего 21 год, взяли и назвали «Штрафбатя». Сначала, когда я узнал о том, что меня так называют (мне доложил командир взвода), я вначале опешил, а потом, думаю, надо же гордиться этим, что меня, мальчишку, так называют люди старшие и по годам, и по званию. А потом эта приставка «штраф» как-то постепенно отсеялась, и я остался просто «Батей». Может, в устах некоторых это звучало с определённой долей юмора, но всё же… Я даже бакенбарды в то время отпустил, чтобы казаться старше, как-то этому соответствовать, а потом и усы перестал сбривать!
Ведущий: Александр Васильевич, Вы были ранены и, очевидно, неоднократно…
А.В. Пыльцын: Да, я получил три ранения за время боевых действий в штрафном батальоне. Штрафник, если он ранен, он искупил свою вину кровью и уходит из штрафного батальона. А я снова после ранений возвращался в этот батальон. Не потому что я обязан, а потому что мне хочется вернуться к этим людям, доверившим мне свои жизни. Они меня даже учили, потому что они боевые офицеры, где я еще такую школу пройду… Меня уговаривали в госпиталях не возвращаться, в одном и в другом… 21 год — это возраст, юный для командира такого ранга, может быть, и юношеская бравада бывала, что мне, мальчишке, подчиняется столько боевых офицеров, где я еще такими людьми покомандую?
Ведущий: Наверное, бойцы у Вас, действительно, были выдающиеся? Потому что у них огромный командирский опыт, и тут они оказываются в положении рядовых.
А.В. Пыльцын: Когда спрашивают, как поднимали их в атаку… «Знатоки-историки» судачат про какие-то заградотряды с пулеметами, что пистолетами поднимали в атаку, или, как в «Штрафбате» Володарского, комбат на коленях со слезами умоляет их идти в атаку — это все неправда. Люди поднимались, потому что знали, что если не поднимутся, то не станут больше офицерами, а у них честь офицерская уже в крови. Им было понятно, что на войне везде убивают, не только в штрафбате. Встать и пойти в атаку каждому человеку сложно, я сам по себе знаю. У нас штрафники, как правило, перебежками не бегали в атаку — перебежать, лечь, потом снова встать. Каждый раз встать — это каждый раз заставить себя преодолеть страх. А если один раз встал, так больше и не ложись. Трудно порой было с этими людьми, но это были по-настоящему офицерские кадры.