– Выпороть бы его следовало за такие штучки, – посоветовал дядя Гриша. – Я уж ему тут навешал пару горячих.
Мишка размазывал по лицу слёзы, пачкая его грязью и кровью с рук. Он ревел не оттого, что дядя крепко всыпал, а из-за тетки, ведь едва не убил ее.
– Тетечка, прости меня! Я не нарочно. Я не знал, что ты в кустах тут…
– Откуда у тебя весь этот арсенал? – грозно подступил к нему отец.
– Это все газыри, – бормотал Мишка. – В них порох был.
– А патрон?
– Я нашел. – Он, несмотря на испуг, не выдал источник.
– Кровь у него, Петя, – взволнованно заметила тетка.
– Это ничего, я только руки ободрал. Тетечка, прости меня, пожалуйста! – снова запричитал Мишка.
– Петь, надо обработать. Отведи его в фельдшерский пункт. Может, противостолбнячный укол? Гляди, земля в раны попала.
– Сам справлюсь.
Отец окончил ветеринарные курсы, умел делать уколы и собрал дома приличную аптечку. К нему часто соседи за помощью обращались.
– Папочка, ты меня побьешь?
– Была охота! Дядя Гриша, кажется, тебе всыпал достаточно. Но имей в виду: мое терпение скоро лопнет. Ремень по тебе плачет в три ручья. Иди-ка в комнату и ложись.
– Ты же обещал!
– Да не собираюсь я тебя пороть! Надо укол сделать против столбняка. В ссадинах в самом деле грязь.
– Не хочу уко-ол! – завыл Мишка еще громче.
Но отец его не слушал.
Через час Потапыч уже угомонился. Лежал в постели с опухшим от слёз носом и держал руки ладонями кверху. Ссадины уже так сильно не щипало, но он страдал, воображая, что было бы, если бы он убил родную тетку, его крестную, практически заменившую ему мать.
Фотографию Врангеля он приколол над столом вместо цирковой программки.
Слышно было, как отец ходил по своей комнате, свет падал из дверного проема, уютный, чуть красноватый.
«Хорошо бы Новый год скорее наступил, – вдруг подумал Мишка. – Была бы елка, подарки».
Отец доставал всегда две елки. Одну, огромную, устанавливали в большой комнате, на теткиной половине, – зимой Мишка проводил там больше времени. А вторую – маленькую, для Потапыча, со старинными елочными игрушками – на прищепках и из папье-маше. Часть из них отдал дед Мирон, а часть купил отец в антикварной лавке в городе. Елку ставили на табурет в Мишкиной комнате.
Отец и сам любил Новый год и Рождество и радовался, покупая Мишке подарки. Некоторые, завернутые в разноцветные бумажки, лежали под елкой, остальные прятались отцом в самых невероятных местах. Однажды Мишка нашел конструктор в узкой коробке в большом валенке на террасе.
За окном сквозь деревья виднелась бескрайняя белая степь, под окна наметало сугробы, топились печки в обеих половинах дома, пахло хвоей. Из-под двери, ведущей на теткину половину, сквозняк натягивал запах пирогов, которыми, кажется, завален был весь дом – такой сильный хлебный дух стоял. Тетка кроме пирогов пекла пряники. Мишка хвастался, что может съесть целое ведро тех пряников, выпеченных в форме зайцев, лошадей, бычьих морд и домиков. На застолья в их дом собиралась всегда толпа народу: и соседи приходили, и армейские отцовы друзья приезжали, и, если удавалось, дядя Паша и Сашка, но у них редко получалось зимой. Зато летом каждый год.