Но не это главное.
На постели под темно-розовым балдахином, на нежно-розовом покрывале с рисунком из тех же розочек, развалилась роскошная полуголая блондинка, а рядом на коленях стояла девушка в чепце и глухом темном платье горничной, и левая щека у нее алела куда ярче правой.
Третья горничная поправляла складки розового тюля на окне и при моем появлении застыла в нелепой позе с поднятыми руками. Четвертая, склонившись, подметала темно-розовый ковер, да так и замерла, не поднимая головы. Все, кроме блондинки, были одеты в скромные черные платья с белыми воротничками, а их волосы были спрятаны под чепцы так старательно, что ни волосинки не выбивалось. Или они были лысыми, подумала я, отметив нереально высокие лбы девушек.
– Что тут происходит? – выдавила я, борясь с накатившим вдруг приступом тошноты.
Лежавшая на моих подушках и одетая не по форме белокурая девица перевела на меня взгляд неожиданно жгучих черных глаз. Мне всегда нравилось такое эффектное сочетание, но сегодня и эта особенность вызывала отчего-то глухое раздражение.
– А ты кто такая? – Блондинка подняла изящную руку, зачем-то пару раз щелкнула пальцами. – Надо же, живая… Новая служанка? Вместе с экономкой приехала? В ее горничные метишь? Да кто тебя пустит, каторжанка! – Заметив мою вздернутую в удивлении бровь, болтливая нахалка добавила: – А кем еще ты можешь быть? Сюда из живых добровольно приходят либо проститутки, решившие отдохнуть от трудов, либо преступницы, осужденные на казнь или каторгу. Для борделя ты старовата, значит, каторжанка. Ишь, вырядилась, как на бал. Бери-ка ведро, тряпку и отмывай камин, да пошевеливайся!
Проследив за указующим перстом нахалки, я увидела небольшой, но чрезвычайно запущенный и грязный камин.
– А ты, значит, из проституток. – Усмехнулась я, перешагнув, наконец, порог. – Выглядишь вполне профессионально. И дай догадаюсь, из осужденных на казнь шлюх. Такие, как ты, просто так не бросят доходный промысел. Я права, Лин Игви?
Даже не сомневаюсь, что в ее имени я тоже не ошиблась.
Реакция оказалась неожиданной. Девка расхохоталась, соскочила с постели, поправила груди, едва не выскочившие из низкого декольте, и подошла ко мне почти вплотную:
– А, так ты еще не обломанная, в твои-то годы далеко за двадцать? Тем забавнее будет тебя дрессировать. – Она даже облизнулась в предвкушении, демонстративно оглядела свои чересчур длинные и острые, словно наращенные, ногти. – Если тебе уже известно мое имя, значит, должны были предупредить, что с Лин не стоит связываться, если шкура дорога. Я люблю и, главное, умею учить таких борзых сучек.