— Кого? — удивленно уточнил Риман, легко выскользнув из образа лиската и став живым, до боли знакомым.
— Орлова! — едва не рыча, отрезала я.
Повторять, что это был не мой уровень игры, не собиралась.
— Я просто хотел тебя видеть, — качнул он головой, понимая больше, чем я могла сказать. Несмотря на все кодировки, каждое наше слово контролировалось.
— Извини! — я оттолкнулась от стола, развернулась спиной к внешке.
Та вслед за мной не сдвинулась, вызвав истерический смешок. О том, как ее товарка пряталась от Шаевского, забыть оказалось непросто.
— Валанд подтвердил уровень лиската, — ошарашил меня Риман, сбив настрой, когда было уже все равно. — И его информация соответствует действительности.
— А меня ты выбрал в качестве посредника? — резко развернувшись, довольно едко уточнила я, чувствуя, как на смену некоторому отрезвлению приходит ярость. Не моя… она накатывала с той стороны, просачивалась сквозь экран, растворяя единственную преграду, служившую мне защитой.
— Предлагаешь контактировать со Штормом? — поинтересовался он, за мягкостью вопроса скрывая предупреждение.
Порывы ветра размазывали по его лицу капли дождя, стирая резкие тени, обнажая то, что скрывалось за самообладанием.
Опустошенность…
— Ты не оставляешь мне выбора, — развела я руками. — Прозвучало, как ультиматум.
— И кого из нас двоих ты сейчас спасала?
Вопрос опять был на грани. Не решений — выбора, который не изменить.
— Себя, — ответила я, предпочтя третий вариант. — Моя оценка ситуации — вероятность смены власти на Самаринии.
Он скривился вполне по-человечески. И не скажешь, что жрец высшего посвящения, для которого идеальное владение своими эмоциями столь же естественно, как и потребность дышать.
Впрочем, в последнем я не была уверена. Не про эмоции, про дыхание. Иногда казалось, что поставь они перед собой цель обходиться без воздуха, без труда могли достичь. По крайней мере, этот — точно.
Существовало ли для него вообще понятие: невозможно?
Вопрос мне самой казался риторическим.
— Я не допущу этого, — вторя моим собственным мыслям, не холодно — безразлично, отозвался Риман.
— Какой ценой? — вздохнула я, понимая то, что стояло за его словами. Не как аналитик Координационного совета, не как помощник директора Службы маршалов. Как женщина! Осознавая боль, слезы, потери…
Не прожитые жизни… Не спетые песни… Не написанные стихи…
Слова были не моими, но они очень близко описывали то, что я испытывала, когда слышала его голос.
— Той, которую еще можно оправдать, — столь же ровно ответил он и на этот мой вопрос. — Ты же знаешь…