— Во мне кровь Исхантелей, — Риман не стал спорить с очевидным. Они действительно не были готовы…
Ни вчера, ни сегодня…
Никто из них не мог гарантировать, что это произойдет завтра.
— Это меня и пугает, — на этот раз ровно отозвался Ильдар, понимая, что проснувшийся в них дар Триединой в этой ситуации мог сыграть как «за», так и «против». — Я могу тебя попросить…
— Не рисковать собой? — с тем внутренним спокойствием, которое отличало принятие, не то спросил, не то закончил он за брата. — Нет, не можешь, — ничем не выдав того, как похолодело на миг в груди, ответил сам же: — Второй попытки не будет, если не удастся предактивировать с первого раза, Альдоры, как систему, мы потеряем.
— На все воля Судьбы…
Риман дернулся на голос…
Ордан продолжал смотреть на висевшую перед ним внешку… Не мальчишка, но еще очень молод. Это если сравнивать с ними, а если судить по пройденному пути…
Возрожденный! Жрец, сумевший максимально развить свой дар в границах созданной им же личности…
В истории Самаринии таких было немного.
— Это едва ли не первый раз в жизни, когда ритуальные слова не вызывают во мне отклика, — горько, совсем по-человечески протянула Марьям, успевшая обойти терминал и замереть с другой его стороны.
Не четверо — трое и один.
Богини являли свои лики, смещая акценты, путая причины и следствия, выставляя их на ту точку, с которой когда-то все началось и… закончилось.
Судьба. Выбор. Предназначение.
Ни милости. Ни милосердия. Все, что им оставили — несколько секунд до мгновения, когда станет поздно.
— Четвертый модуль… Готовность…
— Подключение внутреннего контура…
— Если что… — Риман вновь посмотрел на брата, положил руку ему на плечо.
Забивая несказанные слова на разные голоса завыли сирены, на двадцати семи стойках, очерчивающих периметр центральной площадки зала, вздулись черные шары…
— Правительство Союза дало разрешение на ваш брак…
Ильдар даже не попытался перекричать вакханалию звуков, но Риман «услышал», кивнул, что понял. Не то, что было сказано, что осталось, укрывшись словами.
Он не просто должен был дойти до края… обязан вернуться.
Вот только…
Только — не было! Лишь слова, которые давно определили их путь…
Васай твоему пути, лиската!
И — память, в которой капля отравленного вина, освобождая их для будущего, стекла по подбородку деда, да тяжелым гулом прошлась под сводами не этого — другого Храма, пришедшая за ним смерть.
Риман отступил первым. Взгляд отвел — тоже. Резко развернувшись, подошел к одному из трех блоков, на котором уже лежал ритуальный кинжал. Приказал четко, кинув на кон все, что у них было: