30. Есть и третий вид прекрасного в природе, средний между двумя указанными: это те случаи, где неорганические силы служат органическому развитию. Мы называем прекрасными такие группы монад, где сильные грубые монады игрой своих сил не только не подавляют нежные более высокие существа, но дают им защиту. Так горы и долины дают прибежище для растений и животных.
31. Обобщая, я могу сказать, что когда естественная жажда личного могущества, присущая монаде, посредством какого-то искусного оборота дела так направляется, что вместо угнетения несет пользу пленным монадам, тогда, появляется прекрасное. Монады имеют стихийную волю к захвату всех и всего под свою власть. Они начинают хаотически осуществлять это стремление. Незаметно для них какая-то сила внушает им план организации захвата — и такой план, при котором порабощение становится игом легким и полезным, дающим могущество и знание порабощенным.
32. В природе действует организующая сила. Она сама ничего не творит, она не динамична. Она вообще ни с кем не борется. Вся ее деятельность состоит в том, что она кротко подсказывает на ухо борцам такие планы действий, которые, удовлетворяя их, воспитывают и гонимые слабые монады. Эта сила — хранительница твари, начало мира и спокойствия. Она нигде не выступает открыто и никогда не приказывает, а только советует. Если ее слушаются, создаются вещи которые называются прекрасными. В противном случае получается уродливое.
33. Если кто-нибудь даст себе труд наблюдать прекрасное и уродливое в природе именно с указанной мною точки зрения, он скоро убедится в том, что все прекрасное, если от него отмыслить динамический элемент, несет в себе настроение величественного смирения бесконечно мудрой и святой советницы и хранительницы твари. Принимая же во внимание миротворческий характер прекрасного, он несомненно согласится, что красота есть глубочайшее настроение святой Софии.
34. Красоту обычно считают чем-то отвлеченно-внешним, так как она наблюдается во многих предметах. Но это неверно, красота не безлична, она есть личное настроение одной неповторимой личности, творящей то, что мы созерцаем, как прекрасное. Ведь для нас красота есть умопостигаемое настроение, испытываемое при созерцании группы монад, хорошо направляемых по спасению Святой Софией. Восприятие прекрасного не надо понимать в том смысле, что мы сначала замечаем моральное устройство, а отсюда заключаем, что перед нами плод внушений Святой Софии. Нет, но так как моральный порядок, где бы он ни обнаруживался, устроен не иначе, как Царицей Святости, то, созерцая творение чувственным взором, мы созерцаем настроение Небесной Художницы умом, если только последний свободен от страстей, а это настроение и есть красота. Она не находится в природе, она пребывает в мире святости, в сердце Святой Софии. Красота вещи не заключена в ее очертаниях, но эти очертания суть тот ключ, который открывает нашему уму соответствующее направление созерцания.