Об одном жалел товарищ Питухновский: запишись он в большевики хотя бы за месяц до революции — был бы сейчас не комендантом, а председателем ЧК. Власть бы имел куда больше, а шлепками бы не занимался. Хотя этой работой он был не сильно обременен: не больше двух десятков в день. Поусердствовали как-то товарищи, шлепнули всех сидевших в подвале ЧК. После этого четверть чекистов мобилизовали на фронт. Никто из них не вернулся. «Пал смертью героя в борьбе с мировым капиталом», — сообщили о каждом из них с передовой. С тех пор чекистское начальство предпочитало держать подвалы полными — и сотрудников сбережешь, и перед центром отчитаешься: «Работаем!»
— Все? — товарищ Питухновский вскочил на коня и пересчитал увозимых на казнь. — Как положено: все двенадцать.
Пыхнув папиросой, он выехал со двора. За ним с папиросами в зубах пара чекистов в черных кожанках, следом в окружении конников приданного уездной ЧК эскадрона — окутанные дымом дроги. Это красноармейцы раскурили самокрутки, сунули их в рты курильщикам: «Пускай подымят напоследок!»
На главной улице, когда-то Императорской, ныне — Карла Маркса, было пусто. Завидев выехавшую со двора ЧК процессию, редкие прохожие попрятались в подворотни. Лишь ветер нес обрывки листовок, да шелуху от семечек под копыта коней.
Хоть с крупной контрой давно покончили, товарищ Питухновский был начеку. Он положил руку на деревянную крышку кобуры с маузером. Картинно заложили руки за отвороты кожанок, сжали под ними наганы чекисты. Ощетинились карабинами окружившие дроги конники, всматриваясь в плотно занавешенные окна. На дрогах царило полное безразличие: все знали, куда их везут. Только графинюшка вскрикивала от боли на каждой выбоине.
За городом, неподалеку от обрыва колготились группки людей с баграми и веревками. Родственники приговоренных ждали, когда завершится казнь, чтобы выловить тела близких и по-христиански предать их земле. Случалось, товарищ Питухновский вклинивался на коне в эти группки, выталкивал несколько человек, гнал их в город, чтобы кого через месяц, кого через неделю, а кого и раньше привезти на обрыв.
— Вот и приехали, — размышлял товарищ Питухновский, берясь за шашку. — Начнем с графинюшки — намучилась! Потом Дашку-мещанку, которая языком трепала, что в Питере расстрелянных чекистами скармливают хищникам в зверинце. За ней классово-чуждых: попа с дьяконом и пару инженеров. После — трех рабочих, отказавшихся пойти на коммунистический субботник, да трех крестьян, что хлеб сдавать не захотели. Надо же, всегда выходит, что половина «ликвидированных» — рабочие и крестьяне, для которых революция делается! А питерцы правильно поступают, что расстрелянных зверью отдают. Нет человека — нет дела! Кстати, перво-наперво, как вернусь, дела этих сегодняшних сожгу. Потом Костьке три бутылки шампанского «Вдова Клико» надо выдать. Ох, непорядок! Барыньки, конечно, ребят должны «обслуживать». Это им — как исправительные работы. А вот шампанское на них переводить — не дело! Все равно, когда ребятам надоедят или забеременеют — сюда привезем. Сегодня председатель ЧК на губернском партактиве. Завтра вернется — непременно про этот непорядок доложу…