— Один, как холерный волк, гражданин начальник.
— Могли бы унести тушу коровы?
— В брюхе сразу две. Изголодался.
— Значит, вы сами увели корову со двора, сами забили ее и дальше несли, не знаю, в животе или на плечах?
— Какую корову, гражданин начальник?
— Вашу собственную.
Якитов наморщил лоб, не понимая, о чем говорит этот человек.
— Путаница тут какая-то, — наконец мотнул он отрицательно головой. — Какая еще моя корова?
Пирогов порылся в столе, достал заявление, положил на краешек.
— Почерк знаете такой?
Якитов не вставая — он сидел на расстоянии шага от стола, вытянул шею вверх-вперед.
— ВОЗЬМИТЕ в руки, читайте.
Он никогда не видел почерка жены. До замужества она три года ходила в школу, он знал об этом по ее рассказам, к писанию не тянулась и, если случалось посылать открытки родным, просила писать его, а сама садилась рядом или напротив, подпирала кулаком щеку и старательно следила, как он выводит буквы. Чаще вспоминалась она ему именно такой, сидящей напротив — щеку на ладонь, отдыхающая, здоровая, красивая и нежная.
Он знал каждую ее привычку, с закрытыми глазами мог обрисовать позу, когда сидит напротив, или, орудуя у плиты, замирает, чтобы, не разгибая спины, повернуться к нему в пол-оборота, выслушать, ответить.
Он знал каждую ее родинку, мелкую, как весенняя паутинка, морщинку у глаз, даже жесткий волосок, что упрямо вырастал у нее на плече, хотя она старательно и украдкой состригала его.
Но он не знал ее почерка.
Он не получил от нее ни одного письма, ибо за пять лет не разлучался с ней больше, чем на неделю. А письма, которые должны были разыскать его на фронте, так и остались ненаписанными.
Ему пришлось прочесть заявление, прежде чем взгляд его уперся в подпись.
Он сам придумал, как Василиса должна подписываться его фамилией: целый клубок спиралей на подставной ножке «Я».
— РАЗОБРАЛИСЬ? — спросил Пирогов.
Якитов немо, немигаючи смотрел то на него, то на заявление. Бледность от висков сползла на щеки — это было видно сквозь щетину и грязь.
— Итак, уточним, брали вы со двора корову или нет?
— На меня что угодно грузить... безответно, — проговорил Якитов. — Я виноват перед вами, гражданин начальник, перед народом стыда не оберусь... Но я не был гадом перед своими детьми.
— Зачем так сильно? Значит, корову не уводили?
— Товарищ командир...
— Ваш командир на фронте воюет. А вы на Элек-Елани.
—Я же сказал вам... Не трогал я... Не трогал.
— Допустим, — Пирогов продолжал чиркать пером по столу. — В Сарапке давно были?
Якитов подумал. Пожал плечами.
— В начале войны. А так пути не было.