Ждать пришлось недолго: Ванечка вышел на улицу ровно через десять минут. Лиза в легком пальто нараспашку держала его под руку, и выглядели они как двое абсолютно счастливых влюбленных, во всяком случае Ванечка смотрел на Лизу примерно так же, как обжора смотрит на шоколадный торт. Значит, для этого недомерка она всегда свободна, а для него, Шуры, занята по уши? Что за работа у них такая?
На стоянке такси была одна-единственная машина. Мысленно Шура пересчитал всю наличность, понял, что до конца недели ему придется ходить пешком, и решительно открыл дверцу.
– Куда? – меланхолично осведомился пузатый водитель.
– Вон ту машину видите? За ней.
Такси вырулило со стоянки на проспект. Судя по всему, Лиза и Воробей ехали за город. Спорткар вскоре свернул сначала на одну тихую улочку, затем на другую, миновал частный сектор, а потом выехал на шоссе. Позади осталась долина бедных с роскошными домами городских чиновников, загородный оптовый мегамаркет и единственное действующее в городе кладбище. Куда они едут, недоумевал Шура, потрахаться в чистом поле? За городом была еще совсем зима. Когда машина остановилась, и Лиза вышла на обочину, Шура заметил, что она переобулась в теплые высокие сапоги. Ванечка в своих гламурных кедиках сразу же утонул в сугробе и принялся капризничать по этому поводу.
Шура расплатился с водителем за ближайшим поворотом и пошел в сторону города, стараясь держаться возле деревьев чахлой посадки, чтобы не попасться на глаза Воробью и Лизе. Снегу возле деревьев по счастью почти не было – хотя бы в этом Шуре везло.
Сладкая парочка пребывала отнюдь не в одиночестве – компанию им составляли двое мужчин весьма и весьма солидного вида, чей серебристый джип притулился на обочине рядом с машиной Лизы. Шура подошел поближе, не опасаясь теперь, что его заметят – все были заняты.
Лиза сняла пальто и пиджак, оставшись в легкой блузке с коротким рукавом и юбке (ангина обеспечена, подумал Шура). Ваня шустро подобрал вещи и уволок в машину, а потом вернулся и взял Лизу за руки. Ничего дружеского или любовного в этом жесте не было – одна работа, и Воробей словно бы переступал через себя. Совершенно неподвижно они простояли несколько долгих минут, а потом Лиза запела.
Первым порывом Шуры было заткнуть уши. Голос, тяжелым набатом поднимавшийся над полем, не мог принадлежать Лизе – он был похож вовсе не на человеческий голос, а на то низкое гудение, которое слышно возле опор электропередач. И, тем не менее, это была песня: Шуре казалось, что он различает слова – гневные, яростные, несущие боль и отмщение. Его замутило. Казалось, кто-то принялся растягивать его мышцы и скручивать суставы, которые задрожали и задвигались в своих вязких гнездах. Не выдержав, Шура рухнул на колени, и звук оборвался.