Шура понял, что здесь ему толку не добиться, подумал и решил не ходить кривыми дорожками и все узнать из первых рук – он отправился к Мадине.
Мадина была студенткой экономического факультета, красой и гордостью потока и уже лауреатом премии «Молодой экономист». Декан натурально уверял, что когда-нибудь эта зеленоглазая девчушка с каштановыми волосами и недюжинной хваткой будет возглавлять РАО «ЕЭС России» или что-то в этом роде – потенциал есть. Пока же Мадина танцевала в паре с Лизой, стряпала на уровне президентского повара, писала стихи и спала четыре часа в сутки, черпая бодрость из неизвестных резервов. Она жила напротив парка, на последнем этаже девятиэтажки в съемной квартире; стоя в лифте, Шура думал, как объяснит свой визит.
Он не надумал ничего. Ехавший с ним подчеркнуто опрятно одетый мужчина – Шура пару раз видел его фотографии в газетах, но фамилию с точностью припомнить не мог: не то Кашин, не то Каширин – смотрел на него почти с сочувствием. Вот у журналистов не бывает проблем с тем, чтобы что-то сказать, подумал Шура и решил действовать экспромтом.
Вместо звонка рядом с дверью красовался моток проволоки. Шура не сдержал усмешки и постучал. Ногой. Сначала никто не отзывался, потом из глубин квартиры смутно донеслось:
– Открой, а то я не… – и дверь отворилась. В первое мгновение Шура подумал, что это солнце брызнуло ему в лицо, окутав мягким золотым светом – где-то далеко пели птицы, и была весна.
– Привет, – промолвил Шура. – Лиза. Не прогоняй меня, пожалуйста. Давай поговорим.
* * *
В городе снег давным-давно растаял, но в парке зима еще держалась, не уступая позиций. Однако старая-престарая сцена на массовом поле, несколько лет как заброшенная и забытая, наполовину уже рассыпавшаяся, успела высохнуть. Добираться до нее пришлось по глубокой грязище; забираясь на сцену по проржавевшей лестнице, Шура едва не подвернул ногу. Лиза сняла заляпанные грязью ботинки и поставила их в стороне, оставшись в пижонских белых носках. Солнышко пригревало, Шура расстегнул куртку и сел на край расстеленного Лизой толстого пледа в сине-зеленую клетку.
– Иногда мы сюда приходили с братом, – сказала Лиза. Это была ее первая настоящая фраза за все эти дни, обращенная к нему, и Шура понял, что отвык от ее голоса. – Это место почти все забыли.
Шура огляделся. Кругом были только деревья, кусты и бурая земля с зелеными щеточками молодой травы. Ни бутылок, ни пакетиков от чипсов – город остался где-то далеко, чуть ли не в другом измерении, мир стал первобытным, перворожденным, созданным только что и специально для них. Доски настила пахли легко и грустно, до Шуры доносилось журчание ручьев, и он чувствовал покой тихого одиночества, когда никуда не нужно спешить, и все уже решено.