А дня через два зашёл в её комнатку Костя. Сидел, смотрел куда-то в сторону, будто боясь встретить угасающий взгляд названной матери.
Пришёл неспроста. И пока он сидел, Мавра приободрилась, приготовилась к худшему. Однако силёнок её хватило лишь на то, чтобы услышать только одно выдавленное Костей слово…
– Мама…
Никогда она не могла принять это слово на свой счёт, никогда не позволяла себе забыться, что чрево её женское осталось пусто, потому никак не могла принять и такое к ней обращение.
– Ты слышишь меня? – настаивал Костя.
С трудом открыла налитые влагой глаза, увидела напряжённую фигуру склонившегося над ней мужика. И всё поняла.
«О деньжонках, подлая твоя душа, беспокоишься…»
– Ты завещание составила?..
– Зачем завещание? – спросила едва слышно.
И проговорила, да так недобро и твёрдо, будто и не больна вовсе, а собирается долго жить:
– Все твои будут.
Напуганный происшедшей в ней переменой, племянник решил действовать напрямик:
– Ты, мама, человек тёмный, законов не знаешь, а я как-никак при партийном билете. Завещание надо, я уже и бумагу приготовил, только свидетелей позвать и подписать.
И уже деловито:
– Так сколько у тебя денег?
– Семь сот, – машинально ответила Матрена.
– Постой, но…
«Проверил, и дёрнуло же меня за язык, Господи…» Деньги лежали завёрнутыми в тряпицу в сундуке – по такому было у всех трёх сестёр. В сундуках прикладывались и прикапливались вещи для приданого.
– Полусотку дала Катерине, никак дён шестьдесят у ней лежала…
На дворе начал рвать на цепи пёс, и по тому, как отреагировали хозяева, поняла, что кого-то ждут.
А вот и невестка вводит незнакомых людей, и через минут двадцать скреплённая подписями бумага легла в карман Кости Маленького.
Невестка, видно, собрала на стол – слышно было, как за стенкой не раз и не два принимались горланить пьяную песню…
Через два дня старуха преставилась.
На похоронах Костя вёл себя странно: не в меру суетился, пытался что-то говорить, а когда все вернулись с кладбища и сели за стол – исчез вовсе. Решили помянуть без хозяина, только… водки не нашли. Бабы качали головами, охали, часть более выдержанных мужиков подалась по домам, иные – просто матерились. Ни девятин, ни сороковин по покойной не справляли. Через некоторое время призвали Катерину в прокуратуру, где показали заявление Константина Котова о том, что она ему как законному наследнику Мавры на основании завещания обязана выплатить пятьдесят рублей. Объяснений её никто слушать не стал, и вынуждена была эти злосчастные деньги снести, куда требовалось.
Косточки свои Мавра, как того и желала, упокоила на старом Афанасьевском кладбище подле могилок отца и матери.