Я выглянул в коридор и замахал Тамаре Сергеевне, которая как раз с ящиком для раздачи лекарств подходила к посту.
— Что? — прошептала она, подбегая.
Я рассказал.
— Хорошо. На посту я уже почти управилась. Ты позови Олега Иваныча и иди домой.
— А что дальше? — Я кивнул на стол.
— Переведем в палату, а там видно будет. Одно скажу: крепышок она!
— Чудо просто! Ведь никаких признаков жизни!.. Я думал, вот-вот конец…
— Могло и так быть. Но наш Олег Иванович действительно кудесник. Повезло ей.
— Ну, до свидания.
— До понедельника. Я в понедельник как раз в первую, так что увидимся. Спасибо тебе, Саня!
«Вот дело настоящее! — думал я, сбегая по ступенькам в подвал, где была раздевалка, и сбрасывая на ходу медицинский халат. — Быть хирургом, так вот сплеча дарить обреченному уйти на тот свет жизнь! Это вам не терапевтическая байда: „Выпейте горсть таблеток, а если не станет лучше, назначим горсть других!“»
Только сейчас я почувствовал, как давно начался этот день. Как тяжел больничный мир! Даже не верилось, что есть другой, что я сейчас выберусь на улицу, сяду в автобус, перееду мост, соединяющий новый, усеянный пятиэтажками город со старым, купеческим, проеду старинную его часть и окажусь дома, на самой окраине нашего города.
Напротив нашей улицы с разноцветными — зелеными, синими, бордовыми — домами поле; оно обрывается там, где начинаются глубоченные овраги, которые я излазил все до одного. Заканчивается улица (а наш дом четвертый от конца) тоже матерым оврагом. Весной дно его становится озером с заливным лугом, на который пастух Паша выгоняет стадо коров. Вдалеке, за густыми посадками смородины, виднеется аэродромное поле. Здесь воля, здесь мой дом.
Первой, кого я увидел в понедельник в отделении травмы, была Анна Акимовна, к которой я заглянул в процедурную.
— Ну, как новенькая? — нетерпеливо спросил я, едва поздоровавшись.
— Это какая новенькая?
— Ну… эта, со скальпированной раной… Александра Крылова!
— А-а, Сашура! Ничего себе новенькая! У нас после нее уже человек двадцать новеньких поступило!
— Сашура?
— Так ее родня называет. И Саша, и Шура сразу. Самая шустрая, говорят, всегда была. Так и прозвали.
— Ну как она?
— Молодец! Все терпит. Несладко ей сейчас, конечно…
Анна Акимовна бросила промытый шприц и иглу в стерилизатор.
— Я ей капельницу как раз поставила. Последишь? А то мне бегать туда-сюда, работы полно, уколов назначена уйма, одних внутривенных шестнадцать штук!
— Конечно, послежу!
Вообще-то сидеть возле больного и ждать, когда по капельке из бутылки выйдет весь раствор, было муторно, но мне не терпелось посмотреть на Александру.