Антошка пожал плечами, стал играть гамму до мажор. Под эту гамму попугайчик не замолкал, а чирикал себе во всё горло. Антошка сыграл гамму соль мажор. Попугайчик голосил не останавливаясь. Тогда Антошка опять заиграл гамму ля минор. Попугайчик тут же замолчал.
— Ух ты! — восхитился Антошка.
Когда папа вернулся с работы, Антошка и ему показал «попугайскую игру». Папа очень удивился. Он ещё и ещё раз просил Антошку играть и в тональности ля минор, и в других тональностях, пока не убедился, что попугайчик действительно замолкает только в ля миноре.
— Мистика какая-то… Этого не может быть! Здесь должно быть какое-то простое объяснение. — Папа сел на диван и задумался.
Антошка стал ждать, пока папа придумает «простое объяснение». Ждать пришлось долгих пять минут.
— Я понял! — воскликнул папа. — Всё действительно очень просто. Хозяин, у кого раньше жил попугай, был большой любитель играть на гитаре. Вот только все песни он играл в одной тональности — ля миноре. Но в квартире жила ещё и кошка. И вот когда хозяин бренчал на гитаре, попугайчику ничего не угрожало. Кошка ведь не посмеет при хозяине напасть на птицу. Но стоит хозяину выйти из комнаты, как кошка тут же начинает подкрадываться к попугаю. А он кричит в панике и зовёт на помощь. Так у него и выработался рефлекс: звучит ля минор — значит, хозяин рядом и можно расслабиться. Нет хозяина, не звучит ля минор — опасность. Надо кричать, звать на помощь! Конечно, в один прекрасный день попугай не выдержал такой жизни, увидел незапертую клетку и раскрытую форточку и дал, как говорится, дёру… Вот почему он к нам прилетел! У нас ведь музыка тогда звучала! А он привык, что в доме музыка играет… Слушай!.. — вдруг сам себя перебил папа. — А что у нас тогда включено было? У нас ведь вальс Шопена тогда играл, верно? — Папа быстро взял диск, где был записан вальс, и вслух прочёл: — «Шопен. Вальс ля минор». Понял теперь, почему он к нам прилетел? Потому что для него тональность ля минор — полное спокойствие и безопасность!
Антошка был восхищён. Его папа — настоящий детектив! Совсем как Друпи-сыщик!
— Эврика! Я знаю, как мы его назовём! — Папа широким жестом указал на клетку и торжественно изрёк: — Отныне и навеки присваивается тебе, бывший безымянный попугай, имя Ляминор!
Попугайчик Ляминор перелетел с жёрдочки на жёрдочку и громко чирикнул:
— Спа-си-бо!
Пришла с работы мама.
— Оболтусы… — вздохнула она, узнав историю о прежнем хозяине, о кошке и послушав, как попугайчик замолкает, когда Антошка играет в ля миноре.
— Но ведь молчит, зараза! — волновался папа. — Именно в этой тональности молчит!