.
[34] Снимая вопрос о влиянии ирландских монахов на развитие монастырей, следует обратиться к вопросу о том, какое влияние появление последних оказало на организацию власти и на представления о ней. Кроме того, возникает вопрос — почему же на самом деле могло создаться впечатление о центральной роли ирландских “peregrini” для развития монашества в континентальной Европе, и было ли оно только ошибкой немецкого исследователя, или же объяснялось специфической точкой зрения, выраженной в источниках?
Рост значимости монастырей — ключевой момент для понимания равновесия сил между правителями, аристократами и представителями церковной иерархии, которое лежало в основе политики меровингской Галлии. Распространение монашества в этот период привело к тому, что с VIII в. обители оказались более значимыми по сравнению с предыдущими периодами: они стали не только центрами религиозной жизни, но и «точками притяжения», вокруг которых группировалась местная элита. Монастыри выступили в качестве опоры представителей короля и епископов в сельской округе>{174}. Подобное положение — новое явление для Франкского королевства. Ведь в VI в. церковная организация большей частью состояла из городских общин верующих, возглавляемых епископами. Данные общины объединяли городские сословия, обладавшие привилегиями в Римской империи, а также людей, принадлежавших к обеспеченным слоям разного рода>{175}.
Очевидно, монастыри были общинами совершенно другого рода, как правило, находились в сельской местности или в пригородах. Отсюда резонно предположить, что вокруг них выстраивались совершено другие социальные связи, нежели в городе. Жития Эдуэна Руанского и Элигия Нойонского, двух епископов, подвизавшихся в VII в., показывают — когда прелатам приходилось вести дела за пределами городов, им нужно было заново завоевывать авторитет у представителей местной знати, которые скептически относились к претензиям клириков, выступавших лидерами городских общин верующих>{176}. В сельской местности иерархи меньше страдали от непредсказуемости предпочтений городского населения, ведь жители часто оказывали самое непосредственное влияние на выборы епископов. А монастыри, находившиеся в удалении от городов, были более независимы от них. Поэтому обители в сельской местности могли иметь двоякое значение: некоторые их них становились альтернативой власти епископов в результате действий местной знати, а некоторые претендовали на роль форпоста епископов в сельской окраине.
Как показали исследования, рост значимости монастырей нельзя объяснить, если пользоваться теми представлениями об иноческой жизни и святых обителях, которые были характерны для некоторых ученых в XX в. В частности, ситуация не прояснится, если рассматривать монастыри не в том особом европейском контексте, что сложился к VII в., а оценивать обители исключительно как общины аскетов. Иными словами, следовать по тупиковому пути многих историков, изучавших развитие Христианства и пользовавшихся для объяснения развития монашества примерами из восточного Средиземноморья