Между Средиземноморьем и варварским пограничьем (Старостин)

Тьерри считал, что в VI в. (т.е. в период, описываемый Григорием Турским) франкские короли хоть и относились со все возраставшим уважением к католическому епископату, но оставались по сути варварами и «язычниками». Взгляды Тьерри во многом развил и повторил один из представителей «малогерманской» партии. См.: Sybel H. von Entstehung des deutschen Kônigthums. Frankfurt am Main, 1881. В этой работе, выполненной в рамках концепции, заложенной Тьерри, отрицалось наличие какой-либо государственности у германцев. Отчасти противоположная точка зрения принадлежала Ф. Гизо: Guizot F. Récits historiques. Bielefeld, 1897. Ее отличие от взгляда Тьерри состояло в том, что он придавал большее значение цивилизаторской функции галло-римского епископата, и считал, что благодаря ему Хлодвиг и последующие меровингские короли стали заимствовать римскую культуру, пытаясь имитировать римские образцы в области представлений о власти.

Результатом стало появление в школьных учебниках всех стран карт, на которых стрелами были отмечены основные направления «военных кампаний» варваров.

Его точка зрения традиционно называется «романистской», хотя сам ученый отвергал такое определение собственных взглядов.

Но наиболее концентрированным (и в чем-то даже гипертрофированным) выражением этого тезиса явилась книга А. Пиренна: Pirenne H. Mahomet et Charlemagne. 2-е изд. Р., 1937. Необходимо отметить, что данная работа, сохранившаяся в виде черновиков, не была завершена автором при его жизни. Труд увидел свет благодаря усилиям одного из учеников, причем в процессе правки в текст вошли не только мысли и идеи, сформулированные Анри Пиренном в письменном виде, но и суждения, которые, как утверждал его ученик, произносились ученым устно в ходе личных бесед. В монографии показано, что приход варваров на территорию римской Галлии и Аквитании нисколько не изменил социально-экономическую ситуацию в том регионе, которая как была, так и осталась связана с Поздней Античностью по своему характеру.

Первопроходцем в этой области и создателем очень влиятельной историографической традиции (и школы) во Франции был Жорж Дюби, который постарался обосновать тезис Марка Блока на примере историко-правового исследования практики зависимости воинов от магнатов. См.: Duby G. Recherches sur l’évolution des institutions judicaires pendant le X et XI siècle dans le sud de la Bourgogne 1 // Le Moyen Âge. 1946. T. 52. № 2–4; Idem. Recherches sur l’évolution des institutions judicaires pendant le X et XI siecle dans le sud de la Bourgogne 2 // Le Moyen Âge. 1947. T. 53. № 1–2. Основным его трудом, эталоном для всех его последователей, стал: Idem. La société aux XI et XII siècles dans la région Mâconnaise. R, 1953.

Однако были в общем хоре ученых, придерживавшихся этой точки зрения, и другие голоса. Противоположную позицию имел, например, Мюррей (А.С. Murray), который в своем исследовании порядков наследования во Франкском королевстве показал, что в этой специфической области социально-экономических отношений можно скорее наблюдать «варваризацию», чем постепенную адаптацию к позднеантичной культуре. См.: Murray А.С. Germanic Kinship Structure: Studies in Law and Society in Antiquity and in the Early Middle Ages. Toronto, 1983.

Среди ученых XX в., разделявших эту точку зрения, назовем авторов фундаментального труда (Lot F., Pfister С., Ganshof F.L. Histoire du Moyen Âge. T. 1. R 319–325) и известнейшего из исследователей меровингской эпохи Е. Эвига (Ewig Е. Die frânkische Teilreiche im 7 Jahrhundert (613–714) // Spâtantikes und fränkisches Gallien: Gesammelte Schriften. Ostfildern, 1976. Bd. 1. S. 174). Среди отечественных медиевистов также можно заметить следование данной традиции, хотя и в опосредованном ключе. Так, в работе, посвященной раннесредневековой государственности, А.Р. Корсунский показал, что для указанного периода существовало то, что логично назвать «демократией знати» и что раннесредневековые королевства не были еще «государствами» в полном смысле слова. См.: Корсунский А.Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963. С. 154, 162. Особенно важным для нас является тезис А.И. Неусыхина о том, что в раннесредневековый период общество было «дофеодальным», т.е. таким, в котором отсутствовали значительные классовые противоречия; большинство населения составляли свободные. См.: Неусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родо-племенного строя к раннефеодальному. (Тезисы доклада) // Средние века. 1968. Т. 31. С. 45–48, 59–63; Он же. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному // Вопросы истории. 1967. № 1. С. 75–87. Можно заметить, что хотя оба этих исследователя не дали точной периодизации времени существования «догосударственного», «дофеодального» этапа, но, судя по приводимым ими источникам, они относили его ко всей эпохе Меровингов в части своей аргументации, которая касалась Галлии.

Одна из каролингских редакций «Хроники» Продолжателя Фредегара сообщает, что вдова Хлодвига II Балтхильда стала «угнетать франков», а ее малолетний сын Хлотарь, права которого она защищала, возможно не меровингских кровей, и был на самом деле сыном майордома Эброина. См.: Fredegar. Continuationes. Cap 2. Эта версия содержится в более поздней каролингской рукописи.

За пределами остались только Прованс и земли на Дунае, но их присоединение произошло только в VII в.

Предметом исследования в данном случае будет именно тенденция, а не отдельные события, потому что сюжеты, рассмотренные этими двумя авторами, не пересекались в силу их хронологической удаленности.

А. Рогге, юрист и историк права, писавший в духе одного из создателей и вдохновителей «немецкой истории» Г. Конринга (1606–1681), основываясь на юридически-правовом прочтении «Салической правды», сделал попытку показать следующее: Римская империя и римская цивилизация не могли иметь значительного влияния на германское общество хотя бы потому, что правовые принципы, на которых последнее было организовано, по своей свободе и уважению к правам личности во многом превосходили правовой «диктат» Римской империи. См. прекрасно выполненное описание его взглядов и полемику с ним в публицистических письмах О. Тьерри в Courrier français, опубликованных в 1820 г. См.: Thierry A. Lettres sur l’histoire de France. P., 1856. P. 68–107, рус. пер.: Тьерри О. О характере германских завоеваний Галлии и состояние побежденных туземцев // История Средних Веков / Под ред. М.М. Стасюлевич. М., 1999. С. 297–310. Другое сочинение Тьерри — Рассказы из времен Меровингов (СПб., 1892) — значимо как пример особого внимания, которое ученый уделил Григорию Турскому, дав только этому автору право голоса и оставив на втором плане все остальные источники по истории меровингской Галлии.

Обратившись к нарративным сочинениям и, в частности, «Истории» Григория Турского, он подчеркнул, что в варварском обществе господствовали лживость и обман, и что, таким образом, его нельзя считать обладавшим более справедливой социальной организацией, чем Римская империя. См.: Гизо Ф. О характере Салического закона // История Средних веков / Под ред. М.М. Стасюлевич. СПб., 1999. С. 324–325.

Guizot F. Récits historiques. Bielefeld, 1897. P. 72. Анализ его видения истории с «Суассонской чашей» и последующая смена оценки этого сочинения в трудах исследователей XIX–XX вв. будет представлен далее. Следует отметить, однако, что впервые обратил внимание на эпизод с «Суассонской чашей» Ф. Дан (Dahn F. Die Konige der Germanen. Bd. 7. S. 56), но он не сделал из него таких далеко идущих выводов, как Гизо.

Стоит отметить, что несмотря на кажущуюся законченность исследования сочинений Григория Турского и мнимую исчерпанность темы исследователи не перестают разрабатывать новые подходы к оценке его «Истории» и других сочинений.

До этого сознательный поиск, акцентировка и пристрастное выпячивание этнических моментов у Григория были присущи как французским, так и немецким ученым.

В данном случае ему было важно показать, что Григорий Турский описывал события второй половины VI в. иначе, чем приход Хлодвига к власти: епископ Тура не пытался записать по памяти (или в соответствии с уже сложившейся историографической традицией) исторические события, а обращался к перу по мере их развертывания.

В начале XXI в. не нуждается в доказательстве тот факт, что невозможно понять представления о власти и социальной структуре общества, предварительно не попытавшись уловить тот смысл, который образованные люди, и в частности, авторы исторических сочинений, вкладывали в обращение к прошлому. Влияние особенностей мировоззрения позднеантичных и раннесредневековых историков на их подход к изображаемым событиям была исследована многими учеными. В качестве особо яркого примера можно сослаться на работы: Goffart W. Zosimos: The First Historian of Romes Fall // American Historical Review. 1971. Vol. 76. № 2. R 412–441; Idem. Rome, Constantinople and the Barbarians // The American Historical Review. 1981. Vol. 86. № 2. P. 275–306; Idem. The Narrators of Barbarian History (AD 550–800): Jordanes, Gregory of Tours, Bede, and Paul the Deacon. Princeton, 1988.

Образ императора Константина был крайне важной частью политического и религиозного самосознания Запада в Раннем Средневековье: Ewig Е. Das Bild Constantins des Grossen in den ersten Jahrhunderten des abendlàndischen Mittelalters // Spätantikes und fränkisches Gallien: Gesammelte Schriffen. Ostfildern, 1976. Bd. l.S. 72–113.

Взаимосвязь этого эпизода с другими частями «Истории» будет показана далее.

Тьерри принял на веру крайне отрицательную характеристику Григория Турского этого короля и описывал его в еще более острых выражениях как «полудикого вольнодумца» и человека, который из всех франкских королей показывал наибольшее пренебрежение к требованиям христианства. См.: Тьерри О. Рассказы из времен Меровингов. С. 13–14, 16. По сравнению с текстом Григория Турского подобная характеристика является не более чем вымыслом.

Тема неправдивости правителя является очень важной для позднеантичной историографии: например, можно отметить, как в своих «Анналах» Тацит рисовал императора Тиберия как человека, использовавшего притворство, “dissimulatio”, для того, чтобы добиться своих неблаговидных целей.

В других эпизодах тема трагических отношений между отцом и сыном используется Григорией Турским при изображении заведомых «неудачников», сметенных франками с исторической арены, а именно, Гундобада, автора “Lex Burgundionum” и его сына, бургундского короля Сигимунда. Эта история у Григория (Grig. Tour. Hist. 3; 5) выглядит следующим образом. Сигимунд, сын Гундобада, получил королевство после смерти отца. После того, как он лишился своей первой жены, у него остался от нее сын Сигирих. Между ним и второй женой Сигимунда отношения не сложились, и она подговорила короля убить сына. Король после совершенного преступления раскаялся и попытался замолить свой грех, постясь и плача. Однако в глазах Григория Турского это ему не помогло, и «возмездие Господа преследовало его по пятам»: франкский король Хлодомер, стремившийся звоевать Бургундию, в течение некоторого времени содержал Сигимунда под стражей в окрестностях Орлеана, а потом убил его и всю его семью (Grig. Tour. Hist. 3; 6). Этот эпизод еще раз говорит нам о том, что Григорий Турский рассматривает семейные неприятности прежде всего как признак, предвещающий неблагополучное правление, которое заканчивается трагической смертью властителей.

Как мы уже упоминали, современные исследователи склонны не доверять первым трем книгам «Истории» епископа Тура, где он воспроизводил сохранившуюся традицию, в то время как они считают, что в остальной части его сочинения, где он описывает те события, которые сам имел возможность наблюдать, ему можно верить. См.: Ganshof F. Een historicus. Р. 9.

Название «История франков» присутствует лишь в поздних рукописях X в. См.: Buchner R. Einleitung. S. I–III.

Отметим, что сгущенные краски при описании варварских вторжений у Орозия, как нам кажется, во многом определяют тональность повествования у Григория. Основной темой «Семи книг против язычников» этого автора является то, насколько случайны были удачи Рима в республиканский период и в период империи, и насколько сложным — его существование в течение более чем тысячелетней истории Вечного города. Так Августин, а затем и Орозий обратились к истории, чтобы доказать свой тезис, который противоречил как мнению Симмаха, префекта Рима (ум. 405 г.), а равно и утверждениям пелагианцев. Об отношении Симмаха к истории Рима можно узнать из его комментариев, содержащихся в: Q. Aurelius Symmachus. Q. Aurelii Symmachi quae supersunt // Symmachi opera / Hrsg. von O. Seeck. München // MGH Auctores Antiquissimi. 2001. Bd. 6. T. 1. S. 1.

Епископ Тура неоднократно рассказывал о том, как короли были вынуждены обращаться к епископам, если возникала необходимость использовать ресурсы городских общин верующих, церквей и монастырей. В то же время, когда они этим пренебрегали, то продолжительный конфликт был неизбежен. Описанный Григорием конфликт, случившийся в 589 г. в Пуатье между дочерью короля Хариберта Хродехильдой, дочерью короля Хильперика Базиной, и монастырем, показывает, что в конце VI в. у представителей церковной иерархии были рычаги воздействия на светских правителей. См.: Grig. Tour. Hist. 9; 39; 10; 16; 10; 17.

Может показаться, что вопрос об использовании Григорием Турским позднеантичных топосов является давно решенным. Однако стоит отметить, что ученый консенсус до недавнего времени был подавляющим образом в пользу Григория Турского как средневекового писателя, не опирающегося на примеры прошлого, а детально описывающего новую, средневековую реальность. См.: Савукова В.Д. История франков как литературный памятник. С. 337.

B частности, эта часть Хроники сообщает не только о бургундских делах, но и детально повествует о вступлении королей в Париж.

“Guntramnus rex francorum cum iam anno 23 Burgundiae regnum bonitate plenus feliciter regebat, cum sacerdotibus utique sacerdus ad instar se ostendebat et cum leudis erat aptissimus aelemosynam pauperibus large tribuens, tante prosperotatis regnum tenuit, ut omnes etiam vicinas gentes ad plinitudinem de ipso laudis canerent” // Fred. Chron. Chronica. 4; 1.

Центральным в описании этих событий является нарушение баланса сил между епископатом (или отдельными его представителями) и королями. Например, историк VII в. сообщает, что в 603 г. король Австразии Теодерик I, по совету епископа Лиона Аридия, которого он называет «предателем», и по подстрекательству своей тетки Брунгильды, изгнал св. Дезидерия из Каора, где тот в течение долгого времени был епископом. Однако в 607 г. вынужден был вернуть его обратно. См.: Fred. Chron. 4; 24, 32.

Следует отметить, что для него франки вовсе не были всего лишь этнической группой.

Именно это дало возможность исследователям говорить о трех авторах «Хроники». См.: Kurth G. Fredegarius.

B целом именно этот вывод можно сделать из фундаментальных исследований данного периода несмотря на то, что при Дагоберте стала более выраженной тенденция централизации Франкского королевства: Ewig Е. Die fränkische Teilreiche. S. 176–180.

Тезис о фактической независимости монастырей, основывавшихся знатью, трансформировался после работ Фридриха Принца в концепцию «самоосвящения» (“Selbstheiligung”), к которому прибегали отдельные представители знати, основывавшие эти обители. В соответствии с данной концепцией, миссионеры и знать часто утверждала свою независимость от епископов и белого духовенства, объявляя себя «святыми» без санкции со стороны официальной церковной организации. См.; Prinz F. Frühes Mönchtum. S. 695–697.

Подобное представление о монашестве как об особом образе жизни знатных людей ясно видно в житии св. Мартина Сульпиция Севера, которое отразило не столько действительные события распространения монашества в Галлии, сколько те представления, которые стала считаться нормой в его время: Van Dam R. Images of in Late Roman and early Merovingian Gaul // Viator. 1988. Vol. XIX. P. 27.

Так, роль монастырей становится понятна, если мы обратим внимание на то, что многие произведения античной литературы дошли до нас именно благодаря тому, что их переписывали в обителях.

“Ibi residens vir egregius, monasterium construere coepit, ad cuius famam plebes undique concurrere et cultui religionis dicare curabant” // Iona. VC. Prinz F. Frühes Mönchtum. S. 122.

Традиция исследования Сен-Дени именно как королевского монастыря сложилась в Средневековье, но она получила яркое выражение в начале XVIII в. в работе Фелибьена: Felibien М. Histoire de l’abbey royale de Saint Denys en France. P, 1706.

Тема памяти стала одной из важнейших для исследователей после появления работы Ж. Ле Гоффа (Le Goff J. History and Memory. N.Y., 1992), в которой автор утверждал, что в средневековом обществе отсутствовал интерес к прошлому (Р. 13). Однако целый ряд работ, написанный в рамках полемики с этим тезисом, показал, что в Средние века существовала «культура памяти», которая позволяла иметь представление о прошлом и без историографии в современном смысле слова. См.: Memoria: Der geschichtliche Zeugniswert des liturgischen Gedenkens im Mittelalter. Bd. 48 / Hrsg. von K. Schmid, J. Wollasch. München, 1984. S. 786; Memoria in der Gesellschaft des Mittelalters / Hrsg. von D. Geuenich, O.G. Oexle. Gottingen, 1994; Memoria als Kultur / Hrsg. von O.G. Oexle. Gottingen, 1995; Carruthers M.J. The Book of Memory: A Study of Memory in Medieval Culture. Cambridge, 1990; Geary P. Phantoms of Remembrance: Memory and Oblivion at the End of the First Millenium. Princeton, 1994; Remensnyder A. Topograhies of Memory: Center and Periphery in High Medieval France // Medieval Concepts of the Past: Ritual, Memory, Historiography / Ed. by G. Althoff, J. Fried, P. Geary. Washington, 2002. P. 193–214.

Как постарался показать Годефруа Курт, житие относится к началу VI в.: Kurth G. Étude critique sur la Vie de sainte Geneviève // Études franques. P, 1919. T. 1. P. 1–96. Левиллен согласился с этой точкой зрения: Levillain L. Études I. P. 11. С другой стороны, Ж. Аве утверждал, что это источник IX в.: Havet /. Les origines de Saint-Denis // Bibliothèque de l’École des chartes. 1890. T. 51. P. 38.

Противоположной точки зрения придерживается: Ewig Е. Die fränkische Teilreiche. S. 179. Автор подчеркивал роль Дагоберта в перемещении места захоронений короля и членов династии из Сен-Жермэн-де-Прэ в Сен-Дени.

Cp.: Ewig E. Die fränkische Teilreiche. S. 92. Ученый, вслед за «Деяниями короля Дагоберта», подчеркнул роль этого правителя в переносе корлевской усыпальницы из Сен-Жермен-де-Пре в Сен-Дени.

Так был назван этот процесс у J. Semmler’a.

Обсуждение этого понятия отсутствует в книге: Kaser М. Das römische Privatrecht: In 2 Bde. München, 1955, и самого термина нет в индексе. Оно не имело четкого юридического значения, и употреблялось в основном для обозначения согласия: “Pactum autem a pactione dicitur (inde etiam pads nomen apellatus est) et est pactio duorum pluriumve in idem placitum et consensus” // Digesta 2.14.1.2. / Ed. Th. Mommsen. Leipzig, 1905.

Подобные сборники постановлений императоров составлялись и раньше: в конце III в. появились первые собрания рескриптов — в 291 г. увидел свет кодекс Григория, а в 295 г. н.э. кодекс Гермогениана. См.: Liebs D. Die Jurisprudenz in spâtantiken Italien, 260–640. Leipzig, 1987. S. 30–52, 134–144.

В другом случае житие использует именно этот термин для обозначения судебного процесса: Passsio Leudegarii I. P. 24. Ewig E. Die fränkische Teilreiche. S. 127; Fouracre P., Gerberding R. A. Late Merovingian France: History and hagiography, 640–720. Manchester, 1996. P. 222.

“…dum et inluster vir Chaldeloaldus, comis palatii nostri, testemunivit quod taliter hac causa acta vel per ordeni inquisita seo defmita fuisse denuscetur”.

“…iubemus ut ipsas <…> domni Dioninse hacturis omni tempore habiant evindicatas, et sit inter ipsis de hac re in postmodum subita causacio”.

Некоторым исследователям этот феномен видится как результат раздачи королями иммунитетов: См. Rosenwein В.Н. Negotiating Space. P. 92–96. Однако, как нам кажется, в этом деле не было самого факта королевского пожалования.

“1. Si qua mulier vidua filios habens, si et ilia et filii sui cessionem de bonis mariti, qui defunctus est, fecerint, nullam nullam ex debito ipsius repetitionem aut calumniam patiantur. 2. Si certe praesumpserint hereditatem, debitum paternum simul solvant” // Lex Burgundionum cap. 65.

Поэтому заблуждается Н.Д. Фюстель де Куланж, видевший широкое распространение этой правовой практики в меровингскую эпоху. См.: Fustel de Coulanges N.D. Histoire des institutions politiques de l’ancienne France. 2 éd. P., 1900. T. 5. Les origines du système féodal. P. 117–127. Ошибка французского ученого состояла в том, что он переоценил значимость формулярия Маркульфа для распространения этой важной практики в реальности.

Можно не согласиться с Фюстелем де Куланжем, который писал о значительных «доменах» церкви в эту эпоху. См.: Fustel de Coulanges N.D. Histoire des institutions politiques de l’ancienne France. T. 5. P. 128.

Ewig E. Die fränkische Teilreiche. S. 213–217. Он настаивал на тесной связи между Балтхильдой и Леодегаром. См.: Idem. Die fränkische Teilreiche. S. 209. См. противоположную точку зрения: McKitterick R. The Frankish Kingdoms under the Carolingians, 751–987. P. 89. Эта исследовательница утверждала, что он являлся лидером бургундско-австразийской группы знати.

Так, как это предполагалось исследователями, использовавшими термин “Grundherrschaft” в отношении раннесредневековых доменов и распространявших комплекс отношений, связанных с ним, на всю систему власти.

Список использованной и рекомендуемой литературы.