. Правда, даже «германисты» признавали — в королевстве франков не было механического воспроизведения германских традиций; они творчески адаптировались к требованиям времени
>{274}. Королевская власть вводила новые порядки в правовые традиции варварского франкого общества
>{275}. Как считают исследователи, у франков, в отличие от других королевств, право служило для подчинения королем поданных, а не для защиты их от произвола верховной власти
>{276}. Но королевство франков было наследником римской империи по ряду признаков: правители его обладали абсолютной властью, свойственной императорской
>{277}. Для поддержания мира (“mundium”) короли заключали в своих руках всю полноту власти
>{278}. Кроме того, галло-римляне чувствовали себя уверенно среди франков
>{279}. Церковь наделялась особыми привилегиями, и была фактически единственной силой, способной оспаривать власть королей
>{280}. Так, например, Хильперик не мог наложить руки на Претекстата, епископа Руана, пока его не отлучил от должности собор
>{281}. Сложившиеся представления обладают рядом неточностей, и обращение к судебным протоколам способно помочь нам уточнить характер романо-германского синтеза в области правовых традиций и, в особенности, в сфере представлений современников о границах королевской юрисдикции.
В ряде работ медиевисты рассмотрели судебные протоколы с различных точек зрения. К ним обращались, дабы показать, что королям удавалось поддерживать порядок в меровингской Галлии и приводить правонарушителей к ответу>{282}. В фундаментальном исследовании дипломатики этих протоколов было проведено их детальное сравнение с обычными королевскими грамотами. Сопоставление оказалось не в пользу первых, потому что судебные записи были выполнены неряшливо и, как казалось исследователю, лишены строгого протокола, который отличал королевские дипломы>{283}. Записи отличались друг от друга написанием слов, грамматическими особенностями и, тем более, — протоколом, что говорило ученым об их случайном характере>{284}. Третье исследование, не уделив много внимания именно судебным протоколам, акцентировало важную проблему — насколько данные судебные записи связаны по форме с императорским рескриптом>{285}. Необходимо поставить вопрос о том, в какой степени указанные документы отражают представления о роли королевской власти в создании практики взаимодействия между светской властью, знатью и церковью. Ведь именно эти источники — в отличие от историй и житий — были прямым результатом поиска согласия между королями, епископами, аббатами и знатью.