Теперь пробудились и остальные – мать Найла Сайрис и две младшие сестренки, Руна и Мара. Улф старался говорить тише, чтобы младшенькие не слышали, иначе заподозрят неладное и запаникуют. Страх малышей неудержим; он просачивается наружу подобно мучительным, тревожным содроганиям или удушливо-тошнотворному запаху.
Вайг, примостившийся у камня при входе, поманил отца к себе. Найл тоже перебрался ближе к лазу. Прежде чем две головы – отцова и брата – сдвинулись вплотную, заслонив обзор, он успел углядеть белый шар, проворно скользящий высоко над верхушкой трубчатого кактуса.
Улф тихо произнес:
– Маленьких надо усыпить.
Вайг, кивнув, исчез в недрах пещеры, там, где держали муравьев. Минут через десять возвратился, неся долбленую посудину сладкого комковатого вещества, которое муравьи выделяют из зоба. Малышки, не избалованные такими щедрыми порциями, жадно набросились на лакомство. Найл, получив свою тарелку, вдохнул исходящий от нее тяжелый, приторный аромат ортиса – растения из лесов Великой Дельты. Однако засыпать ему не хотелось. Он теперь был уверен, что не потеряет самообладания. Проглотив немного пищи, чтобы не досадить отцу, он, улучив момент, незаметно сунул тарелку под травяную подстилку. Минут через пять девочки уже спали, Найл тоже чувствовал приятную осоловелость, вызванную наркотиком: ровное греющее тепло, приглушающее чувство голода. Ум, однако, оставался начеку.
Сайрис дождалась, пока девочки уснут, к комковатой медвяной каше едва притронулась. Как и Найл, засыпать она не думала. Не оттого, что собиралась защищать жилище; для того лишь, чтобы умертвить вначале детей, затем себя, если смертоносцы отыщут, где они прячутся.
Острый щуп страха пронзил жилище как раз в тот момент, когда она глотала первый кусочек пищи. Возникло ощущение, будто сейчас в самом деле паучище действительно ввалится сюда. На какую-то секунду Найл сам едва не лишился самообладания, однако вовремя сообразил, что неизъяснимый этот страх ничего за собой не имеет. Сайрис сладить с ним оказалось сложнее. Найл угадал, почти физически ощутил страх, готовый прянуть из нее словно истерический вопль. Улф и Вайг тоже это почувствовали. Пауку каким-то образом удавалось, выстреливая импульсы устрашения, вызывать усиленную ответную реакцию. Один Найл полностью сохранял самообладание и спокойствие. Он сузил свое сознание до точки. В мозгу светился лишь крохотный яркий огонек; юноша чувствовал странную отрешенность от всего окружающего, от себя самого.
Щуп страха на миг потерял устойчивость, словно замер, прислушиваясь. Однако люди уже владели собой. Пещеру наводнила напряженная, тяжко вибрирующая тишина. Малышки безмятежно посапывали. По мере того как щуп страха таял, подобно исчезающему вдали звуку, Найл ощутил короткую вспышку удовлетворения. Не усыпи они маленьких, те разом бы выдали всю семью волнами беспомощного ужаса, исходящими из несмышленых умишек; так случалось уже с сотнями человеческих семей. Сок ортиса был поистине даром провидения, хотя и стоил жизни Грогу и Хролфу, дяде и двоюродному брату. Оба не совладали с хищным растением и достались ему на съедение.