Я поднялся со свертком под мышкой и направился к двери:
– Ты мне не сказала, как он.
– Изменений нет.
Она помолчала, стоя на пороге. Слезы у нее высохли. Теперь ею владел только гнев.
– По мнению докторов, это может длиться годами. Или закончиться завтра. – Она отерла руки о юбку. – Вот как я живу!
Мне не удалось найти подходящее утешение. Я пробормотал что-то невнятное на прощанье и исчез за дверью.
Я остановился около машины, поливаемой дождем. Под одним из дворников торчал белый листок. Я осмотрелся – на улице никого. На листке было написано:
Встреча в Польской католической миссии, улица Сент-Оноре, 263-а. В 22 часа.
Я несколько раз перечитал текст, постигая его смысл. Свидание в польской церкви. Ловушка? Я изучал почерк: спокойный, уверенный. Ничего общего с прежними посланиями.
Было больше восьми часов. Я сунул записку в карман и сел в машину. Через полчаса я подкатил к своему дому. Я там не был целую неделю, но не испытал ни малейшего чувства «родного крова». Меня мучил только один вопрос. Кто написал эти слова? Я думал о Казвьеле и Моразе. Третий убийца?
Приняв душ и побрившись, я надел костюм. Когда я завязывал галстук, мне в голову пришла одна идея. Идея пришла ниоткуда, но тут же стала совершенно очевидной.
Это сама Манон Симонис назначила мне свидание.
Она меня обнаружила, следовала за мной, может быть, в Швейцарии, может быть, в другом месте. Теперь она хочет со мной встретиться. Эта ни на чем не основанная идея внезапно наполнила меня теплом. Несмотря на разрастающийся кошмар, несмотря на нагромождение трупов и подозрения, которые падали на девушку, меня охватило нетерпение и радость оттого, что я ее увижу.
Я взял оружие, закрепил кобуру слева, повернув рукояткой направо, как обычно. Потом одернул полы пиджака. Я погасил лампы и смотрел в окно на блестящую, похорошевшую от огней улицу.
Сигарета «кэмел», облачко на стекле.
Я превратился в сплошное нетерпение.
Встретить Манон Симонис, двадцати двух лет, воскресшую из небытия.
На улице Сент-Оноре в районе дома 263 было целое скопление роскошных бутиков и велись дорожные работы. Польской церкви на углу улицы Камбон приходилось выглядывать из-за теснившего ее строительного хлама.
Я оставил машину на пешеходном переходе и побежал мимо мерцающих луж. Ливень возобновился с еще большей силой. Я отряхивался, перескакивая через ступени, ведущие к порогу. Здание было темным и грязным. Кругом поблескивали красочные витрины с предметами роскоши и, казалось, бросали на него неодобрительные взгляды, заставляя еще глубже зарываться в грязь. К входу вел закопченный портик с кривыми колоннами. Между плохо пригнанными плитами собиралась дождевая вода.